Санечек спрятал телефон в карман, решительно взялся за руль, повернул ключ в замке зажигания. Зарычал стартер.
Разом стало как-то жарко. Кондиционер какое-то время не работал, и от дыхания четырех пассажиров температура в машине заметно поднялась.
Петька смотрел на улицу. Прямо перед ним гнулся репейник, топорщились прошлогодние шишки с пересохшими крючьями-семенами. Широкие листья бархатно перетекали на солнце.
Машина не заводилась. И сама этому удивлялась. Чуть потрескивал, остывая, мотор.
– Что за черт? – пробормотал Санечек, снова поворачивая ключ.
– Сломалась? – ахнула Леночка.
Петька почувствовал обреченность, как будто заранее знал, что все так и будет, что они застрянут тут навечно. Он распахнул дверь и выпал в звенящую тишину. Посмотрел на дом, на голое окно первого этажа, прикрытое широкими лопухами – люди здесь не ходили, и сорняк разросся широко и привольно.
Щелкнули остальные три двери.
– Пускай отдохнет, – согласился Санечек. – Вот с Петькой всегда так. Куда ни поедешь, либо машина заглохнет, либо ливень начнется.
Все посмотрели на небо. Оно было ясное. Голубое пространство перечеркнул стриж.
Петька полез в лопухи. Жесткие стволы не гнулись, колючие цветки сразу впились в одежду.
Окно дома манило. Все казалось, заглянет, а там… В голову лезли уже известные картинки про черную куклу с ножницами в руках или монстра с разноцветными жабрами.
За окном была комната с проломанным полом. С потолка свисала пара досок. На стене еле держалась двухъярусная полка с комками бумаги и веток. В углу стояла обвалившаяся печка. Под окном, покосившись на одну сторону, раскинулся диван с продавленными подушками. На диван были свалены тряпки. Пиджаки, разметавшие брючины штаны, рубашки, выцветшие юбки. Напротив печки распахнул беззубую пасть шкаф. В дверце еще сохранилось зеркало, но оно было треснуто и снизу осыпалось.
– Ну, чего тут? – захрустел чертополохом Санечек.
Петька вжал голову в плечи.
– Нормуль, – выдал брат, изучая через окно обстановку. – Жить можно.
Он легко забрался на подоконник, осторожно ступил на вздохнувшие доски пола. Под подошвой скрипнул песок.
Петька потянулся за братом, рука его сорвалась, и он обрушился в самые колючки. Над ним переминалась с ноги на ногу Леночка. Она была в шортах и лезть в крапиву не хотела. Витек храбро штурмовал заросли в стороне.
– Там крыльцо! – сообщил он, теряясь в зеленях.
– Санечек, я не пойду, – протянула Леночка. – А еще тут комары.
Петька поднялся, отодрал от себя особо болючие колючки и снова полез в окно. Санечка в комнате не было. Его шаги были слышны, казалось, по всему дому – со всех сторон дерево скрипело и ахало.
Петька забрался, оцарапав локоть о занозистую раму. Диван под ногой неприятно провалился. Что-то там внутри щелкнуло. Петька кувыркнулся в тряпки. Взметнулась пыль. Он зачихал. Показалось, что пиджаки и ватники утягивают его в себя. Петька забарахтался и свалился на пол.
В углу рядом с диваном стоял стол. Деревянный, с фигурными ножками. Между ними перекладины. Одна проломана посередине, словно по ней специально прыгали.
Взгляд притянула белая фарфоровая чашка с ребристыми боками. Она была всем неправильная – и тем, что белая, и тем, что не деревянная. Только отбитая ручка примиряла ее с этим местом.
Около чашки что-то лежало.
Петька подошел. Это была фотография женщины. Пожилой. С прилизанными светлыми волосами, с очень темным неприятным взглядом. Внизу стояли даты 1908–1973.
Рядом на столе стояло грязное блюдце с сильно оплывшей толстой свечой, валялись две темные монетки.
Петька снова посмотрел на фотографию. Она была в овальной рамке. Взгляд женщины стал еще неприятней. Прям до дрожи. Петька смотрел и смотрел на фотографию, пока ему не стало казаться, что за его спиной кто-то стоит. Петька вздрогнул и выронил карточку.
Это была она. Тетка с фотографии. За спиной. Внимательные глаза, прилизанные белые волосы.
Обернулся. Никого. Слышно было, как за окном хрустит сорняками и недовольно ойкает Леночка.
Петька вытер вспотевшие руки о штаны, заметил, что они дрожат, и побежал к двери. Спину буравил взгляд. Он его чувствовал. Но оборачиваться не стал. Перешагнул через порог, заставляя себя смотреть только вперед.
Повернулся уже в коридоре. Никого в комнате не было. Над окном вилась мошкара.
– Пойдем!
Тут Петьку схватили за локоть, и он, заорав, прыгнул вперед, налетел на ступеньки, больно ударился, покатился вниз.
– Ты чего? – склонившийся над Петькой Витек чесал укушенную руку.
– А ты чего? – заорал Петька.
– Смотрю – ты стоишь. – Теперь Витек чесал коленку. – Подумал, меня ждешь.
– А кого здесь еще ждать? – изрек мудрость Санечек, стоя на площадке второго этажа.
Широкая лестница с узорными перилами, ведущая наверх, одним боком упиралась в стену. Лестницу венчала площадка, из мутного окна, сохранившего стекла, на нее падали солнечные лучи. Санечек стоял четко против света и от этого немного светился.
– Каждый знает, что в таких домах живут призраки и привидения, – сказал он. – Что если залезть в заброшку, то потом ночью призрак придет за тобой и утащит на тот свет. Ты думаешь, Витек, чего Петька такой обмороженный? Он сколько лет по заброшкам шастает, а поэтому давно житель того света. Просто еще этого не заметил.
«Сам ты житель того света!» – мысленно проворчал Петька. Стоило бы уже привыкнуть к шуточкам брата, но Петька все еще обижался и грустил.
– А наверху чего? – спросил Витек, сосредоточенно расчесывая комариный укус на шее.
– Разруха.
Витек помчался наверх. Петька оценил ущерб от падения – пара синяков, царапина на ладони, – и поднялся. Жить можно было. Он покосился на приоткрытую дверь комнаты и решил, что про все эти взгляды и фото он, пожалуй, забудет. Просто выкинет из головы. И пошел следом за Витьком. Санечек все еще стоял на верхней площадке и изучал телефон.
– Как этот мелкий сказал? – пробормотал он. – Гора? А чего телефон не берет? У них тут полная разруха, что ли?
Ответ был очевиден. Петька даже фыркнул, но сразу пожалел, потому что Санечек посмотрел на него нехорошим взглядом.
– А я говорил, где ты, там всегда неприятности, – сказал он и отвесил брату подзатыльник.
Было обидно, но Петька пока копил эту обиду в себе. Он потом как-нибудь припомнит. Вот приедет домой и разом все выдаст матери. Санечку мало не покажется.
На втором этаже было три комнаты. Шли они по кругу друг за другом. Первая – огромная угловая с выбитыми окнами, провалившейся печкой и заметным запахом пыли. По полу были щедро рассыпаны кирпичные обломки. Они неприятно хрустели под кедами, резали подошвы. Петька подумал, как же здесь больно, наверное, ходить босиком. Но какой дурак будет здесь ходить босиком? На одном окне сохранились прозрачные, выцветшие до состояния марли, занавески. С потолка в углу натекло. Как раз там стояла лавка, она мыльно прогнила, породив пушистую плесень и грибок.
