Дальше – самолёт. Аэропорт в Москве. Такси.
Не поверила своим глазам, когда легковушка подвезла нас к воротом моей дачи. К тому моменту я перестала рыдать и лишь изредка всхлипывала. Антон открыл калитку, провёл по дорожке, и мы вместе зашли в дом.
Уставшая, вымотанная последними неделями, я разделась, приняла душ и отправилась спать. Чуть позже ко мне присоединился Антон.
Эпилог
Я ехала на такси по Варшавскому шоссе. Машина медленно двигалась в общем потоке. Специальные службы проводили работы по замене асфальтового полотна. Судя по данным мобильного интернета, из-за ремонтных работ, баллы затруднения на дороге показывали цифру семь.
Окно открывать не стала, хотя очень хотелось – мутило меня уже с полчаса. Очень надеялась, что недомогание скоро пройдёт. Так длилось полгода. Ежедневно меня настигало недомогание, длящиеся по времен от получаса до часа. Следовало перетерпеть рвотный рефлекс, и весь день свободен.
Погладила свой круглый животик. Малышка откликнулась на касание лёгким пинком. Невольно улыбнулась – никогда не думала, что захочу стать матерью, буду гордиться беременностью.
Раньше мне казалось, будто девятимесячное вынашивание сродни болезни, которая обязательно пройдёт. Но заболеть не стремилась – откладывала на потом. Кто бы мог подумать, что мой мир, осознание себя в нём будущей матерью, настолько перевернут собственные представления! Я уж точно – нет!
Дочка успокоилась. Нахлынувшая тошнота тоже развеялась, и я смогла, наконец, закрыть глаза в ожидании поездки.
М-да. День не задался. Самого утра, как белка в колесе носилась по врачам: сдавала анализы, делала ультро-звуковое исследование… Итог потерянного времени в «Женской консультации» весьма порадовал. Мне сообщили пол ребёнка и то, что беременность протекает, как по книжке.
Потом пришлось немного понервничать, когда заявилась к Фобосову, и он предупредил, что у Ильи очень сильный адвокат. Доказать преступление для этого воротилы – значит, что дело следует разваливать. Но из Питера появились почти хорошие новости: Григорий Павлович признался в убийстве Аглаи, но о заказчике промолчал. Брал вину на себя и помалкивая о Лоскутове. Всё сводилось к банальному помутнению рассудка на почве временных личных переживаний. А в отношении меня он выдвигал версию личной неприязни.
На скорый исход дела я не надеялась – жила одним днём, но зато с чувством.
После диких, немыслимых событий я, словно переродилась. С души убрали тяжёлый камень, и я смогла вздохнуть полной грудью. Папа и мама приезжали, звали с собой, но я отказалась, сославшись на проводимое следствие.
Антона я прогнала на следующий день после приезда на дачу. Мы долго припирались. Я кричала, Антон – язвил, но победа оказалась на моей стороне. Ещё месяц он пытался наладить отношения, а потом развеялся в пучине событийности, словно его и не бывало. Хотя подозрения, что парень ходил где-то рядом, но не показывался мне на глаза всё же оставались. Что поделать, у меня ведь Персекуторная паранойя – почти мания преследования.
Вместо Ангелины, которая теперь давала показания и находилась под домашним арестом, заокеанские «дядюшки» прислали другого, вполне вменяемого исполняющего. Его звали Игорь Борисович Коляда.
Когда его впервые увидела, прониклась симпатией. Он невысокого роста, интеллигентного вида, с умными глазами. Ему исполнилось сорок пять лет. Женат. Я с большим удовольствием доверила ему ведение дел в компании, а его приезды ко мне с отчётами – считала злым роком.
Все прошедшие полгода я жила на даче в компании портрета Марии Аркадиевны. Мне хотелось отгородиться от мира, и высокий забор по периметру участка помогал в этом. Я полюбила ночные посещения супермаркета, когда минимум народа и максимум возможности выбрать необходимое. Стало нравиться читать литературу лёгкого жанра, чтобы голова отдыхала, и смотреть политические ток-шоу.
А ещё, мне быть по сердцу гулять вокруг дома, поправляя саженцы деревьев, которые решилась высадить в этом году. Копаться в семенах и рассаде, мечтая вырастить что-нибудь красивое или вкусное, вдруг стало для меня чем-то очень важным и дорогим сердцу.
Вот и сейчас, я собиралась прикупить на придорожном рынке пару кашпо, чтобы пересадить в них новые цветы для зимнего сада.
Невольно улыбнулась, вспомнив подругу. Она бы точно удивилась переменам в моём характере. Впрочем, я рассказывала ей о своих новых увлечениях, сидя на скамейке у могилы. Людмила знала и о моих воскресных поездках в Питер, болтовне с Зинаидой Степановной за чайником чая – именно так, ведь кружкой чая от неё не отмахаться, – и блюдами с пирогами. Только вот в квартире, окна которой гляделись в окна жилья неизвестной мне сестры, долго находиться не могла.
Каждое воскресенье я навещала могилу Аглаи и Пра. Проведение устроило так, что их захоронения оказались почти рядом. Один раз я застала на кладбище отца, который молчаливо плакал, стоя у свежей могилы своей второй дочери. Не стала ему мешать – тихо удалилась, пока он не заметил.
– Сейчас поедем, – заявил шофёр, а я открыла веки, села удобнее.
Мы действительно тронулись и даже смогли набрать скорость. Через полчаса легковушка затормозила возле ворот моего дома. Расплатившись, я покинула салон, неся в руках горшки.
– Давай помогу, – раздалось со спины.
Я оглянулась и увидела Антона, притулившегося к берёзе. Его волосы были убраны под ободок. Лёгкая ветровка оказалась распахнутой и являла миру футболку с моим портретом. На плече висел рюкзак.
– Спасибо, – помотала головой я, отпирая ключами калитку. – Справлюсь.
– Всё сама, значит… – разозлился парень и рванул ко мне, забрал покупку.
– Хорошо, – пожала плечами я, – проходи. Будь гостем.
Я пыталась сохранить хладнокровие, но сердце выпрыгивало из груди от радости. Конечно, я тут же эмоциональный подъём списала на разбушевавшиеся гормоны, но урезонить своё ликование не удалось. Впрочем, внешне я старалась соблюдать безразличие и, судя по взглядам, которые бросал на меня Антон, у меня выходило неплохо.
Собрав быстренько на стол, я запихнула кашпо в шкаф и пригласила Антона присаживаться.
– Спасибо. Я прямо из аэропорта. Кусок в горло не лез, не поверишь, пока летел в Москву.
Верила, но сохраняла мину безразличия на лице, хотя с первого мгновения, как он переступил порог дома, желала обнять его, поцеловать, броситься на шею, как ненормальная.
Антон хотел продолжить болтать, но осёкся. Впрочем, я и так знала, что он хотел сказать дальше. Всё же просто, как дважды два: парень переживал из-за нашей встречи, моей беременности и фирмы. Я и так всё знаю, зачем мне весь этот вешний шум? Если только за тем, что мне до замирания сердца приятно слышать его голос?
Я разлила чай по чашкам, взяла привезённый из Питера пирожок, испечённый Зинаидой Степановной. Надкусила.
