Но я все-таки дернулась от ненавистного ведьминского прикосновения. Она прикрикнула на меня, зашипела:
– Не дергай! Видишь, проволока медная набухла. Сейчас из неё кровь пойдет… А-та-та-та-та, да что ты, девка, дите малое? Не человеческой кровью, а зеленью этой матка птичья наполняется.
Олег угрожающе придвинулся к ведьме:
– Не балуй, а то на части порву!
– Так тебе ж нельзя женщинам вред причинять, – ехидно заквакала Ефирта, кивая на печать речных вед.
– Живым – нет, так ты ж мертвая! – усмехнулся он.
– Да ладно, ладно. Раз вы нервные такие, заранее оповещать буду, что деется, – согласилась Ефирта. – Дергать нельзя, когда жидкость прибывает, – молния может покусать. Я вам маленькую Верфавию показать хочу. Она такая хорошенькая была, маленький ангел! Чтоб получилось, Даш, ты произнеси ее имя. Согрей мое сердце материнское. Смилуйся, и над тобой милость судьбы пребудет, когда понадобится…
Я посмотрела на Олега. Он пожал плечами.
– А сама, что, не можешь своего ангелочка увидеть? Помощь нужна? Ты же ведьма! В вотчине своей лучше разбираешься. Может, замыслила чего? Если что… за Дашу… мне терять нечего! Поняла? – пригрозил Олег Ефирте.
– А-та-та-та-та! – затарахтела ведьма. – Как у алкаша от вина, у меня от жара сознание нетрезвое, мутное. Иногда вижу только, Верфавию вспоминая, что твари осклизлые меня облепили. Душу сосут! А Дарья тоже ворожея. Свои способности имеет. Ее рука дверь загробную открыть может, а мне это и надобно. Дарьюшка, твоего разумения свет способен вытащить события прошлые. Как, если не с твоей помощью? Помоги, смилуйся! Покажи мне правду. Что пошло не так? Мне Верфавия над Тулом слово дала. Пока я в смертном плену побуду, обещала себе преемницу, ученицу найти. Выйдя из сна, я должна была девочку белой магии учить. Она – только основам лунной, к которой у неё большие способности проявились. И чтоб все под моим контролем, чтоб перекоса к темным духам избежать. Доча, ну помоги, не ломайся! Во, гляди, сколько ни стараюсь, кроме кулачного боя, который щас у Юрьевны по кабельному, ничего из Гулы не удится.
– Гулы? – переспросила я.
– Ну да, из этого яйца каменного.
Мы с Олегом отвлеклись – последний раунд на звание чемпиона. Боксеры-тяжеловесы. Какой бой! Какие мужчины, все силачи! Стать… Бицепсы… Мощь…
– Переоценила я умственные способности девки этой, – не замечая, что бубнит вслух, тихо проскрипела Ефирта. Потом тихонько наступила своим кожаным сапожком на мою ногу в домашнем тапочке. – Молви имя моей огницы, ну! – И вздохнув: – Ну же, четко и громко!
– Верфавия, – рискнув, произнесла я.
Поверхность зеленой жидкости натянулась вокруг запястья. Густой кисель окружил руку. От моей руки по нему пошла рябь, и неясные образы начали всплывать откуда-то снизу.
– Ну и впрямь жидкокристаллический! – охнул Олег.
– Прогреется, уже получше будет, – отозвалась ведьма, посмотрев, как огонь нагревает бока каменной чаши. – Гулы и будущее показывают. Прошлое – только если оно личное. – И вздохнула: – Без Тула – кусками. Верфавия наш Тул спрятала от меня сразу, как в пелены смертные облачили. Дом родной в круг забвения заключила – так, чтоб я войти в него не смогла… Чьи козни ее так поступить заставили?! Она меня любила, знаю точно. К Ярече ревновала, делиться с ней моей нежностью материнской не хотела… Смотрите, вглядитесь, мои воспоминания Гулы настроили. Ты, Дарьюшка, по ним плыви. Они тебя к правде выведут. К моей Верфавии…
Последние слова Ефирты я не услышала. Отвлеклась, а зря… Таким 3D эффектом ни один телевизор не обладает – полное присутствие с запахами и тактильными ощущениями. Мы стояли внутри объемного изображения – Гулы превратились в него. Солнечный день. Лето. Сад. Яблони молодые, а не коряво-рассохшиеся. Все до забора, не деревянного, – каменного, в цветах. Из цветов торчит земляника, овощи и какая-то съестная зелень. Все единой поляной. Сладкий медовый дух вокруг. Птицы поют так красиво, весело. Гнезда в ветвях каждого дерева. Колодец, над ним навес – красивая башенка. А дом все равно на гриб похож, только не обветшалый. Дверь у него резная, дубовая. В саду у крыльца играет маленькая девочка. Веселая, приветливая. С птицами, цветами здоровается. Доброго дня им желает. На Лану девочка очень похожа, только глаза желтые. Я бы сказала, дикие, горяще-желтые… Рядом с ней котенок увивается. Весь черный, неуклюжий, на длинных лапах, и хвост-метелочка длиннющая за все цепляется, его на ходу останавливает.
– Мряна, – проскрипела Ефирта. – Верная и точно единственная подруга Верфавии.
– До конца жизни и смерти с ней прошла, – вдруг заголосил, задышал сам дом.
Дверь дубовая открылась, занавески кружевные скатались в стороны. Окна мутно заслезились, а потом пошли радужными разводами. Большой веник, прибитый гвоздем к стене у входа, замаячил, привлекая наше внимание. Ефирта сжала мою руку, по-прежнему погруженную в каменную чашу. «Вот это иллюзия», – почувствовав ее прикосновение, подумала я.
– Говори, говори… – стонала старуха.
Олег застыл, не зная, спасать меня или нет.
– Все в порядке, – шепнула я ему.
– Мряна все свои кошачьи жизни и душу свою Верфавии отдала, – опять загудел дом. – По черному обряду душа Мряны сгорала, продлевая кошке жизнь. А все для чего – чтоб после смерти очередной родственницы на время душу хозяйки в себя впускать. Чтоб Верфавия могла себя оживлять в своих потомках. Ей не нужна была ученица. Она себя считала самой сильной ворожеей рода и знаниями своими делиться ни с кем не хотела. Мряна на Маринку вышла. Во сне кошки могут путешествовать очень-очень далеко и узнают то, что от человека таится.
– Да как же это?! Я помню их невинными созданиями – мою маленькую Верфавию и Мряну! – запричитала Ефирта. – После того, как меня в смертные пелена заключили, моя память ослепла. Смотрите, Мряна неуклюжая слабенькая кошечка. Ее Верфавия пожалела, когда кошка-мать отказалась от неё. Роды у кошки были трудные, Мряна, самая крупная, первой пошла. Видать, ее придавило. Соска у кошки она найти не смогла. Их шесть всего было. Более шустрые котята их сразу заняли. Наша Мряна – седьмая, оказалась лишней. Мне тогда Верфавия сказала: «Буду ее мамкою». И ведь выходила. Та везде за ней бегала: «Мря, да мря», – пищала. Вот Мряной ее и назвали.
Под скрипучий голос Ефирты я подумала: никогда не знаешь, что вырастет из невинного создания… Из этого милого пушистика такая лютая пантера получилась! Посмотрела я на Ефирту. У ведьмы на лице тоска горькая. Что-то шепчет она в Гулы. Вроде как по маленькой Верфавии убивается. Мы бормотанию ее значение не придали, а зря! Просто жалко стало старуху. Да только вдруг у неё глаза огнем вспыхнули. Она меня под локоть – толк:
– Дарья, еще раз имя Верфавии произнеси, я главное покажу. – И глаза у неё еще пуще загорелись. – Я вспомнила… – И трясется вся от нетерпения и волнения.
В нерешительности посмотрела на Олега. Тот обеспокоенно пожал плечами. Подошел вплотную, для поддержки, на всякий случай.
