Оперевшись ладонью о капот машины, я потёрла пальцами лоб. Закрыла глаза и тяжело выдохнула. Голова болела, внутри всё саднило болью и отчаяньем, ноги подгибались. Чтобы не свалиться, я опёрлась о машину бедром. Сглотнула.
— Мам, — позвал меня Андрей. — Мам, — совсем близко.
Я посмотрела на стоящего рядом сына и выдавила слабую улыбку.
— Мы всё-таки едем в отпуск, милый. Только ты и я. На море. Там… Там, знаешь, волны, чайки… — Говорила, понимая, что в уголках глаз уже навернулись слёзы. — Море, оно такое… бирюзовое-бирюзовое.
— Ты плачешь, мам? — обеспокоенно дёрнул меня сын за подол платья. Я замотала головой. Всхлипнула, понимая, что слёзы против воли текут по щекам и поспешила вытереть их.
— Мам, он тебя обидел? Антон? Он…
— Нет, дорогой, — опустилась перед сыном на колени и крепко обняла его, прижимая к себе. — Просто… Просто я очень тебя люблю.
— Почему тогда ты плачешь? — с явным непониманием спросил сын. — Когда любят ведь не плачут.
— Просто… — Обняла ещё крепче и прижалась щекой к мягким волосам. Как ему сказать, что плачут? Плачут. Когда любят, плачут. И ещё как плачут.
Три недели, что мы провели вдали от дома, вдали от Москвы и её нескончаемой суеты, показались мне вечностью. Вечностью, продлившейся мгновение. Я смотрела на сына, носящегося у кромки воды, подставляла лицо тёплому ветру, а сама понимала, что каждый день — обратный отсчёт. Невидимые часы отсчитывали минуты, секунды до нашего неминуемого возвращения. Лето подходило к концу, грозя вот-вот смениться уже стоящим на пороге сентябрём. Школа… Казалось, только вчера я, держа на руках перевязанный синей лентой кулёк с новорожденным сыном переступила порог роддома и утонула в объятьях единственного встречающего меня человека — сестры, а теперь…
— Мам, мне кажется, так не должно быть, — вырвал меня из размышлений появившейся в спальне Андрей. Отложив расчёску, я глянула на него и со стоном выдохнула.
— Снимай, — качнула головой, глядя на ставшие явно короткими штаны, что он натянул. Снова покачала головой. За те несколько дней, что остались до осени, нужно было переделать кучу дел. Но для начала…
Глянула на себя в зеркало, придирчиво рассматривая собственное отражение. Кончиками пальцев провела по шее и груди, задержалась на несколько секунд. Узкая юбка, безупречно сидящая белая блузка, расстёгнутая лишь на пару верхних пуговиц, виднеющаяся в вырезе золотая цепочка на шоколадной от загара коже. Волосы выгорели на солнце и казались светлее обычного.
Эти три недели помогли мне прийти в себя, собраться и принять определённые решения, в правильности которых я, сколько бы себя ни уверяла, увы, уверена так и не была. Разговор не окончен… В памяти так и звучали сказанные напоследок слова Антона. Нам действительно нужно было поговорить. Как бы ни противилось моё нутро, я понимала, что должна дать Денису возможность всё рассказать, объяснить. Особенно теперь. Хочу я того или нет, потому что… Потому что я, чёрт возьми, взрослая женщина и вести себя должна, как взрослая женщина. Слишком многое нас связывает. Слишком…
Пройдя по знакомому коридору, я коротко постучала в дверь и толкнула её. С вечера я повторяла себе, что готова к этой встрече, что смогу держаться спокойной, но на самом деле готова я к ней не была. Более того, понимала я, что сколько бы ни оттягивала, ничего не изменится. Напротив.
— Аня, — увидев меня, Денис поднялся из-за стола и пошёл навстречу.
Смотрел на меня как-то лихорадочно, жадно, будто прошёл не месяц, а несколько лет. Пожалуй, так не смотрел на меня он даже после расставания, продлившегося семь лет. Задержался на лице, на вырезе блузки и снова посмотрел в лицо. Глаза его, коньячно-карие, стали тёмными, в глубине зрачков вспыхнули искры. Мне показалось, что за этот месяц он немного осунулся, похудел. Не дав себе возможности раздумывать об этом, я подошла ближе и протянула ему лист бумаги.
— Что это? — он мельком глянул на него и нахмурился. Снова посмотрел на меня.
— Заявление, — выговорила я. Нервно, протяжно выдохнула. — Подпиши его, Денис. Так будет лучше.
Темнота глаз сгустилась сильнее, из искр вмиг взметнулось пламя, обжёгшее меня, добравшаяся до замёрзшего сердца и горечью пепла покрывшего оставшиеся в душе раны. Он смотрел на меня, скомкав в кулаке лист, я на него.
— Подпиши, — хотела сказать жёстко, но голос дрогнул.
— Послушай меня, — он резко схватил меня за плечо и дёрнул на себя. — Послушай же, Анна! Мы с Викой…
— Да не хочу я слушать про твою Вику! — вопреки всем разумным мыслям, что я так долго носила в себе, закричала я в ответ. — Ни про Вику не хочу слушать, ни про других твоих жён или кто там у тебя был! Не хочу!
— Да не было у меня других! — заорал он мне в лицо как-то бессильно, встряхивая, будто тряпичную куклу. — Не было, чёрт тебя возьми!
— Хватит отправлять меня к чертям! — рванулась от него. Шумно дыша, смотрела ему в лицо, не в силах удержать гнев. — Ты сам хуже любого чёрта! Ты и твой брат! Так что никакие черти мне уже давно не страшны!
Между нами повисла тишина. Густая, напряжённая настолько, что любая искра могла вызвать взрыв. Денис ещё раз посмотрел на уже изрядно помятое заявление и, окончательно скомкав его, со злостью швырнул на стол. Подписывать его он не собирался, и это было ясно, как божий день. Ждала ли я чего-то подобного? Конечно же, да! Слишком хорошо я знала братьев, чтобы наивно предполагать, что они отпустят меня вот так запросто. Слишком хорошо, по крайней мере, в некоторых моментах.
— Я имею право уволиться! — выкрикнула, ухватив его за рукав рубашки и развернув к себе. — Ты не можешь принуждать меня…
Губы его исказила кривая ухмылка, и я, замолчав на полуслове, снова дёрнула его за рукав. — Денис! Я не собираюсь тут оставаться! Не собираюсь смотреть, как вы оба…
— Что мы оба?! — теперь он ухватил меня обеими руками. — Что?! — Сгрёб волосы, запустил в них пальцы, жёстко обхватил затылок. — Ну что мы оба, Анна?!
— Пусти! — дёрнулась прочь, однако на этот раз высвободиться так легко мне не удалось. — Я… все эти твои слова…
Гнев, ярость, сменились болью, что так долго сидела внутри, что я собирала, копила в себе, не зная, как избавиться от неё. Его пальцы в моих волосах, запах, чернота глаз… Он делал меня слабой. Вдали я ещё могла держаться, но рядом с ним и его братом превращалась в развалюху, не знающую, куда ей идти, не умеющую ни жить, ни принимать решения.
— Да послушай же ты меня в конце концов! — он больно сжал мои волосы, тут же отпустил, чуть оттолкнул меня от себя и заходил по кабинету, словно загнанный в клетку зверь. Запустил пальцы в густые чёрные пряди, зарычал и глянул на меня. Позади раздался дверной хлопок, и я, обернувшись, увидела Антона. Тот застыл на месте. Так же, как и его брат, смотрел на меня с жадностью, с ненормальным блеском в глазах. В голове у меня зашумело, слабость накрыла так резко, что я едва успела ухватиться за край стола, вокруг всё поплыло. Они оба, рядом, близко. Чёрная бездна и буря…
