Зубр кивнул. Я снова спросил про кофе, получил распоряжение ждать и медленно вышел, завидуя Штирлицу. Тот, конечно, не сразу выбился в штандартенфюреры, но играть тупого ему не приходилось. Порой это раздражает. Тупой остался переминаться с ноги на ногу с банкой кофе. Дверь закрылась. Чёрт.
Мозг продолжил перебирать варианты развития событий, глаза по привычке проводили рекогносцировку по периметру. И вдруг я заметил шевеление у внедорожника Зубра. Просто чёрная тень. Слишком большая для кошки, слишком увесистая для случайной дворняжки. Я бросился вниз. Во двор. К машине. И поймал за шиворот Кролика Роджера.
Ни разу не солидный в своём мятом свитере и на карачках, мужик взмолился:
— Прошу! Отпустите меня, молодой человек!
— Это даже забавно, — усмехнулся я. — Но… пойдёмте обратно.
— Они ведь меня убьют! — жалобно просвистел безвольными губами бывший политик. — Я вижу в вас гуманность! Вы молоды, ещё не всё потеряно! Я помогу вам!
— Надо было делать свою работу хорошо, — ответил я. — Я свою, к примеру, выполняю хорошо. Пули не ворую, на дворцы не переплавляю.
— Я не воровал! Меня подставили! — истерично прошептал Кролик Роджер.
— Угу, даже мультик такой есть, — кивнул я. — Идёмте.
— Нет! — моляще продолжил свистеть тот.
— Да. Иначе мне придётся вас тащить. Уж лучше ногами.
Кролик Роджер поднялся, отряхнул колени и мотнул чубом, как драматический актёр.
— Вы не имеете права меня судить! Казнить за небольшие излишества, вы! Вы-то кто?! Вы убили ту девочку на берегу! Я всё видел, всё!
Я нахмурился и подтолкнул его к дому, нависшему тенью над солнечной дорожкой и высохшими газонами с молодой травкой, пробивающейся сквозь жухлые пряди прошлогодней поросли. Кролик Роджер не стал выделываться, пошёл, заложив руки за спину, похожий не на арестанта, а на партийного работника на отдыхе. Я шёл за ним, неприятно поражённый. Прожжённый политик явно сочувствовал Жене. Я тоже сочувствовал Жене. И это внезапно и не к месту уравняло нас. Я увидел в нём человека. Только этого не хватало!
Сдавая Кролика Роджера в руки Чёрному, я ещё сильнее почувствовал страстное нежелание быть такими, как они, эти крутые ребята без принципов и совести. Я и не был таким, но Женя… — душу скрутило неудобством, тревогой, — как она видит меня? Всё-таки подобным? Но я не хочу. Хотя, наверное, уже пропитался всем этим… Да или нет?
— Эй, Спецназ! — крикнул из окна Дрон. — Бери Зола и мотайте за кофе и за покупками!
Я достал из кармана ключи и пошёл к машине.
⁂
Женя
Прошли сутки, я одна, и я схожу с ума! Я даже начала думать о Терминаторе! И, кажется, скучать! Господи, а понятие «Стокгольмский синдром» ко мне применимо? Надеюсь, что нет! Он эгоист! Просто думать забыл обо мне! А ещё кофе обещал… Ну-ну…
⁂
С каждой минутой, проведённой в заточении, я всё больше убеждалась: человек — существо социальное! У меня имелась еда, тепло, питьё, удобства. Я была занята классом, работой над ролью с редкой возможностью сосредоточиться, но я изнывала — не было чего-то необходимого, жизненного, как вода. Я не могла определить, чего именно: слов, взглядов, внешней оценки, привычной с детства, обращения по имени, прикосновений, фонового шума, как признака жизни других людей? Без всего этого становилось страшно, будто и я не существую! И я ещё сильнее ждала Терминатора.
Увы, как бы не прислушивалась я в надежде уловить звук шагов, сколько бы раз не подходила к бронированному окну на кухне, сколько бы не сердилась, не волновалась, а не случилось ли с ним чего, Сергей не приходил. Зато Чайковский оплёл всё вокруг меня музыкой, как паутиной: я двигалась в трелях флейт, в невидимых нитях скрипок и виолончелей маленькими шажками или батманами, в фуэте и в стаккато на полупальцах… Но стоило выключить музыку, казалось, что я задыхаюсь от непроницаемой тишины, как стрекоза в вате. И я снова выкручивала звук на максимум и шла «точить носки».
Я репетировала и смотрела на записи придирчиво, воображая себя Дороховым, отчитывала саму себя, как Римма Евгеньевна; представляла себя главой экзаменационной комиссии Академии Вагановой или главным хореографом Большого и замечала: вот это было не идеально. Тут не дотянула ногу, тут повернулась неуклюже, глиссад не красивый, па-дё-ша нужно делать мягче, тут не хватает высоты в прыжке и лёгкости!
На флэшке, к моему счастью, оказалась не только запись «Снегурочки», там нашлась подборка видео из выступлений разных балерин, любимых Дороховым — прекрасная подсказка, на кого равняться. Он будто специально подготовил её, ожидая моего прихода. И кусая губы, я сердилась, но не опускала руки, а думала: как достичь полётности Тихомировой из Большого? А радостной, прозрачной лёгкости, как у Дианы Вишневой в роли Джульетты? Что я могу почерпнуть в манере танца Марианелы Нуньез? Что в них такого, чего мне не достаёт?
За неимением инстраграма я решила всё записывать в блокнот, который нашла в аппаратной комнате. Обычный, с сероватой бумагой, пахнущий казёнщиной. Я взяла ручку в руки и принялась рисовать схемы, закусив губу от усердия.
К примеру, мне не хватает высоты прыжка. И дело не в росте, не буду же я перед зрителями раскланиваться и говорить: простите, метр с кепкой летать не создан. Чушь! И чепчики в воздухе летают! Мне просто не хватает силы в ногах и концентрации.
И я записала на скучной странице: «Я обожаю это чувство полёта над сценой, когда мурашки и эйфория, но теперь пришла пора признаться себе самой, что я растеряла радость по дороге. После выпускных экзаменов и неудачных просмотров в знаковых компаниях, после стольких замечаний по поводу моего роста я сникла. Пора прощаться с этим гнётом! Это не чувство, а ненужный хлам! Я лучшая, просто не все это поняли, даже я сама чуть не пропустила!»
Настроение повысилось — вот что значит позитив!
И я пошла в зал и летала-летала-летала в прыжках: от беговой дорожки к углу и обратно. По коридору, к лестнице, на кухню. Взмывала и опускалась, и снова отталкивалась.
Да! Да! Да! Я умею летать и без парашюта! Приди, Терминатор, и я покажу тебе! Только приди уже, наконец!
⁂
Терминатор
Всю дорогу я думал, как грамотнее избавиться от Золтана, навязанного мне в компаньоны, будто я сам не в состоянии справиться с покупкой кофе и прочего по списку. Парень был не разговорчив, в отличие от Эдика и Чёрного. Золтан вообще довольно флегматичный, не подходящий нашей команде ни внешностью, ни складом ума. На первый взгляд. Среднего роста, мой ровесник, но выглядит лет на десять младше. Худощавый, с тонкими длинными пальцами, которые можно было бы назвать и аристократическими, если бы не вечная грязь под ногтями. Светлые кудри, брови, ресницы, загибающиеся по-девчачьи, голубые глаза — натуральный херувим в толстовке с капюшоном, пока не наткнёшься в полумраке.
