— Ясно, — мрачно ответил Зубр.
— Ну это могут, конечно, и Президента встречать, а могут по нашу душу.
— И?..
— Я хотел убедиться, а с сеткой мои номера точно они пробить не могли? Не хочется подставляться! Я и так тут окружными петляю.
— Не могли, — раздражённо ответил Зубр. — Номера под сеткой видеорегистраторами не считываются.
— Спасибо! Так спокойнее, а Чёрного можно? — продолжал тупить я, выезжая на объездную, ведущую к Меге.
— Набери его сам.
Так я обзвонил одного за другим, с облегчением убеждаясь, что ни у кого нет фонового шума трассы, спрашивая у них перекрестно, чтобы услышать голоса. И сделал вывод: Зубр, Эдик, Чёрный находятся в нашем логове в садах в сторону Таганрога. Вот только насчёт свирепого вепря Дрона было не совсем ясно, и это тревожило. Однако всё показывало на то, что треккер — работа Золтана, потому что Дрон к машине при мне не выходил, да и не его это уровня вопросы — жучки лепить. С другой стороны, успокаиваться нельзя: не факт, что Золтан не передал информацию с устройства Зубру.
Вот сейчас и выясним.
Я подрулил к выходу у Леруа и снова набрал нашего гения.
— Ну где ты?
— Подождёшь. Уже выхожу, еду на эскалаторе.
— Давай, поможешь мне разобраться с этой железкой. Я ума не приложу, к чему её надо тулить.
— Ладно, сделаю тебе одолжение. Не безвозмездно.
Припарковавшись в запрещённом месте, я вышел из внедорожника, приоткрыл дверь. Золтан неспешной, почти вразвалочку походкой, со своим неизменным мешковатым рюкзаком на плече, выплыл из дверей торгового центра. Я с радостью истинного кретина замахал ему, хотя хотелось с размаху и мордой об асфальт. Пацан не прибавил шагу — херувим высокомерный, а ведь больно будет падать…
Наконец, Золтан соизволил подрулить ко мне, как американский эсминец к хлипкой рыбацкой лодке.
— Ну чего тебе? — спросил Золтан. — До чего ты не смог додуматься?
Я его подманил ещё ближе, покопался в карманах, пока мимо прошла пожилая пара с громоздкими пакетами из Ашана. Потом сунул Золтану под нос чёрный пластиковый треккер:
— До этого. Что за хрень, по-твоему?
Пацан так не ожидал этого, что выдал себя расширенными глазами и чуть подался назад.
— Не знаю.
Я навис над ним, почти закрыв собой.
— Зубру звонить, он скажет?
— Звони, — уже взяв себя в руки, ответил нагло Золтан, привычно выпятив свою по-девчачьи пухлую губу.
— Ладно, — буркнул я.
И молниеносно обхватил рукой его шею. Нажал пальцами на артерию и вырубил его так же, как делал это со Снежинкой. Золтан хрипнул, дёрнулся всего лишь раз и начал оседать в моих руках. Держу-держу…
Почти ласково я сунул его на заднее сиденье. Вот и наручники пригодились. Вдруг очухается раньше времени. Я глянул на бледное лицо недохерувима, хлопнул его ладонью по щеке:
— Уважать надо людей, парень. Ничего, научишься, жизнь научит.
Я изъял у пацана из кармана мобильный телефон. Активировал экран и выругался: мой маршрут к Снежинке и обратно был отправлен документом в ВотсАпе. Зубр прочитал, о чём свидетельствовали две голубые галочки. Да чтоб их! Я сжал кулаки.
Пара секунд на выдох и осознание всей глубины проблемы, и я снова был за рулём. И жал на газ, выворачивая с объездной на трассу. Второй раз в ту же сторону. К Жене. Обратно. Я должен успеть раньше!
Глава 21
Женя
Пирожные остались не тронутыми, рядом с весёлыми шариками апельсинов. Украдкой, словно воришка, я отпила недопитый Серёжей чай, мне показалось, что я чувствую вкус его губ. Я облизнула свои с улыбкой и поймала себя на мысли, что флиртовать с его чашкой — глупость несусветная. Отставила её, смутившись.
О том, что мой напиток стынет, позабыла.
В душе сверкающими переливами ворковали трели из дуэта Мизгиря со Снегурочкой — как раз из того момента, когда он в неё влюбился. Нежные, полные вкрадчивой романтики, узнавания, первых касаний. И сейчас я не думала о том, что мне жалко брошенную Купаву, я побежала в мой «репетиционный» зал и засмеялась. Вторя музыке внутри, плескались под потолком весенними отблесками звуки симфонического оркестра из динамиков.
Я забыла выключить запись. Боже, как поразительно! А я думала, что Чайковского проигрываю «про себя»! И свет ведь просто из ламп, а кажется особенным! Всё так созвучно, ладно, гармонично, что даже дышится легко. Скоро я покину этот серый подвал! Правда, сейчас он не кажется уже таким унылым.
Мифическая Снегурочка из леса хотела человеческих эмоций, и она получила их, несмотря на риск! Ведь ей говорили: не ходи к людям, беда будет, страшно, а её влекло неведомое чувство, ещё не рождённое в ледяном сердце, но такое желанное! А мне хочется скорее опять увидеть моего Илью Муромца, ведь я, как Снегурочка, — та, что рискнула всем и познала любовь!
Хотя нет, я не знаю, влюбилась ли я, но мне хорошо, мне просто чудесно! И не страшно совсем, теперь я не стану думать ни о чём, тем более о финале балета, где сказочную девочку растопило солнце. Я Снегурочка, но я не изо льда, и мне повезло! Ура!
Поддавшись порыву, я даже без разминки и нового разогрева с лёгкостью прокружила фуэте с полусогнутой ногой, которое у меня не получалось! И вся сцена пролетела так, словно я на самом деле была соткана из снежных хлопьев и не подчинялась законам притяжения, потому что не имею веса. Дотанцевав картину, я снова рассмеялась, пусть и тяжело дышала. Смех получился похожим на кашель, я схватилась за поручень беговой дорожки и, громко выдыхая, постановила: надо запомнить это состояние. Впитать каждой клеточкой, чтобы лёгкость прописалась в памяти мышц навсегда.
Я сосредоточилась, закрыла глаза. Дышу. Впитываю. Я невесома. Я из снега. Я умею летать!
Правда, тело было поразительно горячим, особенно в животе. Словно у меня поднялась температура.
Покончив с аутотренингом, я распахнула веки и снова улыбнулась. Как же я удивлю Дорохова, когда покажу ему другую себя! Я уже предвкушала, прокручивая в голове мою презентацию, интерес в демонических глазах нашего «злого гения», разинутые рты Элки и девочек, привыкших видеть меня на вторых ролях. А Римму Евгеньевну и этим не прошибёшь, она обязательно подожмёт губы, и скажет, что это был Снеговик с копытами, потому что Снегурочкам пуанты не подковывают.
Я хмыкала, и в такт настроению грянул облагороженный Чайковским «Камаринский» в сцене народных гуляний. Хоть пляши вместе с ними! Но нет, надо быть экономной. Я позволила себе отдохнуть, просматривая сцену в ноутбуке. Облокотилась о поручень и села на скамеечку, жалея, что Серёжа уехал решать свои криминальные задачи.
Было бы замечательно сейчас порепетировать с ним эту трогательную поддержку под утончённое пение скрипок, помахать воображаемому Берендею с окладистой бородой и… — у меня даже мурашки пробежали по спине и шее, — и снова поцеловаться. Мурашки и тёплые волны не отпускали меня. Это всё волшебное влияние скрипок! У Чайковского они всегда звучат, задевая струны в сердце, заставляя душу петь лирично, вибрируя возвышенным ритмом под кожей…
