— Нет. При чём тут?..
Зубр рассмеялся, будто был очень доволен своей шуткой.
— Выводы просты: ты, Серёжа, совсем не тот, кем хочешь казаться — это раз. Интересуешься девчонкой так, словно у неё есть будущее. То есть балерина не мертва, и тебе на неё не плевать — это два. Ты сумел её скрыть, уйти от слежки в городских условиях — значит, навыки имеешь хорошие. Это три.
— Я ничего не понимаю, при чём тут… Какая слежка… Какая балерина… Я и не пробовал… А кто-то следил? — бубнил я, как дебил из анекдота про «мама сказала: «деньги в бидоне», а сам думал:
«Прокололся, баран. На такой ерунде! Об стену башкой потом побьюсь. Шестьдесят пять, шестьдесят шесть, шестьдесят семь… Почему задерживают?!»
Мелодией Бетховена прозвенел звонок. Зубр достал телефон и с довольной ухмылкой сказал:
— Угу. А вот и Золтан. Выходим на видеосвязь с твоей балериной. Не дёргайся, Спецназ! Будешь кочевряжиться, Дрон поработает ножом. Без ног она не очень-то потанцует!
Ублюдок поднёс трубку к уху:
— Алло. Включай видео.
Металлический лязг во дворе привлёк внимание наёмников к окну. Лязг тут же перешёл в звон, словно с неба о плитку шандарахнуло царь-колоколом. Истошно заорала кошка. Дуло прекратило давить в основание головы. И Чёрный бросился к окну.
Да, я б тоже удивился…
Резкий поворот. Удар локтя Эдику в челюсть. Захват сзади. Руку на излом. Я приставил к виску татарина его же пистолет. Чёрный опомнился. Пальнул. Брызнула кровь. Эдик — мой щит — взвыл. Я толкнул его к Чёрному и одновременно ударом ноги вышиб телефон из рук Зубра.
Входные двери снесло, в комнату вломились ребята в чёрных комбинезонах и шлемах с криком:
— Все на пол! Работает СОБР!
Раздался выстрел.
⁂
Всё происходило быстрее, чем мозг успевал фиксировать. Звук выстрела. Движение вперёд. Ловлю на лету телефон Зубра. Острая боль в груди. Дыхание выбило напрочь. Сердце сорвалось с ритма. Я рухнул на пол. Зубр с рыком хищника накинулся сверху. На него тут же навалилась куча мала в шлемах и балаклавах. Его содрали с меня, как червя с груши.
Я не мог думать. Не мог вздохнуть от боли. И пошевелиться. Раскрыл рот пошире и… отключился.
Темнота сменилась светом, словно его включили щелчком. Я открыл рот, чтобы вдохнуть, и закашлялся. Грудь резануло страшно. Ничего не понимая, я попытался встать, рёбра сдавило снова. В глазах потемнело.
Я услышал как по-звериному взревел от злобы и бессилия Зубр. Его скрутили пятеро собровцев и уложили, как принято при задержании — лицом вниз. Распластали, словно куколку Барби.
Качаясь, как пьяный дворник, я поднялся на ноги, опираясь о кресло и пытаясь содрать с себя куртку. Дышать! Дышать! Но глотать воздух получалось через раз. Всё мешало, давило, болело. Кто-то помог рядом, в тумане не разобрал кто.
— Сука! — гаркнул на меня распростёртый так же на полу в наручниках Чёрный, приподняв искажённое от ненависти лицо. — Сука ментовская! Я же попал в тебя! Ты сдохнешь, предатель!
Только сейчас я вспомнил о бронежилете. Задрал свитер, уставился на собственные потроха. Три расплющенные свинцовые дуры торчали из келавровой ткани. А держалось стойкое ощущение, что меня перешибли ломом. С каждой новой секундой мысли становились чётче, пока совсем не перестали слоиться. Мозг пробуксовал и постепенно заработал. Судя по тому, как больно дышать, ребро всё-таки сломано. Возможно, не одно.
Спасибо Хлояну, что настоял! Сказал безапелляционно: «Не люблю медали раздавать посмертно. Надевай!» И я согласился, натянул на себя броник, потому что на глупую смерть не подписывался. То, что я был раскрыт, сомнений не вызывало; то, что в меня будут стрелять — тоже.
Итак, бронежилет спас мне жизнь, но в груди пекло до сих пор.
— Трус! Падла! Спецназ грёбаный! Сдохни! — разорялся Чёрный.
Оперативник придавил его коленом в спину, чтобы не ерзал, как уж, по палисандровому паркету в пятнах крови. Эдик вопил рядом, раненый в плечо. К нему уже бежали медики. Один из них, с лысиной и в очках, шёл ко мне.
Э-э… Сколько я был в отключке?
Как правило, собровцы работают так быстро, что преступники не успевают сориентироваться. Наверное, и сейчас так было, не знаю — эти несколько мгновений остались для меня во мраке. Ещё мутный, как зомби в утренней росе, я полез расстёгивать бронежилет.
«Удивительно, — отметил я: — нет дыхания, нет и мыслей. Как в анекдоте: нет ножек, нет и мультиков…»
И вдруг меня ошарашило последними словами Зубра: Ножки! Дрон поехал за Женей! Дрон! Где он? И она?! Точно ли в безопасности?! Чего я торможу?!
Задыхаясь и сжимая в руках заветный телефон, я рванул к Хлояну. Тот выводил из подвала боязливого, серого, как старый пенопласт, Кролика Роджера. Нижняя его губа тряслась, будто он вот-вот расплачется. Пусть не рыдает — вернут обратно во дворец, как ненужный товар, без чека и паспорта.
— Ещё один! Осторожно! Этот с ними! — истерично завопил экс-заложник, тыкая в меня пальцем.
— Не с ними, — буркнул Хлоян. — Это наш сотрудник.
— Ваш?! Ваш?! Он с ними заодно! Арестуйте его! Он никак не помешал меня похитить! Я буду жаловаться в высших эшелонах власти! — закрываясь от меня пухлыми руками истерил Кролик Роджер.
— Вам бы лучше благодарность ему написать, — буркнул Хлоян. — Он вас спас.
— Не он! Я настаиваю на том, чтобы вы оградили меня от присутствия этого криминального элемента! — верещал Кролик Роджер, прячась за капитана.
Мда, или стресс, или дерьмо последнее.
— Господин… вам больше ничего не угрожает, — сказал я, пытаясь быть вежливым, а точнее выдавливая из себя слова, как асфальторез старые камни — через пыль и кашель. И забыл о нём, повернувшись к Хлояну: — Капитан! Парни твои отзвонились? Забрали «пакет»? Здесь не вся банда. По адресу ещё один боец отправился!
— Секунда, брат! — бросил Хлоян, помрачнев, и набрал своих.
Карие глаза быстро потемнели, он ответил отрывисто:
— Двое раненых, один серьёзно. «Пакет» остался у нас, сейчас отправят в кутузку. Гость убит в перестрелке. — И хлопнул меня по плечу. — Дело сделано. Всё.
Я не поверил своим ушам, оглянулся, обвёл взглядом гостиную, превратившуюся в место побоища, оперативников в чёрном, повязанных дружно Зубра, Чёрного, Эдика, бригаду скорой помощи… Выходит, Золтан арестован, Дрон убит. То есть правда всё?! Угрозы больше нет?! У меня чуть слёзы на глазах не выступили, горло перехватило. Я оперся о стену, согнутый по-прежнему от боли в рёбрах, и отвернулся от всех.
В голове прозвучало ласковое: «Женька, Женька, моя Снежинка, в безопасности…» Даже страшно было радоваться — вдруг что-то не предусмотрел?
Почему-то и гвалт вокруг стих. И вдруг во внезапно наступившей тишине послышался жёсткий рык Зубра:
