Так что мне ничего не оставалось, кроме работы. Признаться, раньше я была уверена, что мне большего и не надо, но теперь даже танец был окрашен новым колером: ностальгии по русскому, по дому, по… нему.
Серёжа сказал мне танцевать, и я танцевала. До крови на пуантах. Каждый день. Иначе было не спастись от мыслей. Он женат? У него есть девушка? Он никогда не появится? Он попал в тюрьму? С ним случилось что-то плохое?
Я даже пыталась забыть его. Сходила на свидание с Томасом из кордебалета, как-то ответила на флирт Антуану из Канады и Виталику из Украины. Но, наверное, я всё же была ледяной. После этих неловких чашек кофе, променадов и не к чему не ведущих бесед с другими мужчинами наступала такая пустота в сердце, что боли ничего не мешало перебирать струны: ревность, обида, тревога, беспокойство. Какая из них заденет меня сильнее? И я не плакала. Просто было нечем дышать.
Но сегодня я сказала себе утром в зеркало: Хватит! Он не любит меня! Он ничего не обещал! Нужно просто жить дальше! Больше никаких мыслей о нём! Никогда!
И почувствовала себя сильнее, энергичнее, горячее. Я разозлилась. Видимо, это отразилось на моём лице, потому что рыжий ирландец Джейсон, игравший Леля расхохотался:
— Вау, Джейн, какой у тебя взгляд! Снежная дева нынче будет рвать и метать?
— Весна. Молись, чтобы я начала с тебя, — уверенно усмехнулась я, поправила корону и пошла к сцене длинными коридорами, лабиринтами, в которых в начале так легко было заблудиться.
⁂
Королевская Опера до сих поражала меня своими размерами: мастерские, гримёрки, репетиционные классы, длина коридоров… Рампы, стройные ряды прожекторов на металлических конструкциях по бокам и сверху. И внезапно сцена! Будто колдовство из Гарри Поттера — за лаконичной простотой она, как мост между работой в семь потов и роскошью бархатных кресел, позолоты, люстр. Великолепие, от которого захватывает дух!
Свет медленно погас. Занавес опустился. Оркестр заиграл. Я почувствовала трепет — сейчас я вступлю в волшебство. Только сейчас будет настоящая жизнь!
Я распрямила плечи и выбежала на сцену. Всё уже выучено: Снегурочка со Снежинками, Дед Мороз… игра, капризы снежной принцессы. Я оторвалась по полной. Между актами мисс Лора поймала меня за сценой и шикнула:
— Переигрываешь!
Но публика аплодировала. Из переполненного зала неслись овации и сейчас, и после соло во втором такте, и после душераздирающей сцены, когда Мизгирь отказался от Купавы и ушёл со Снегурочкой в лес. Довольная собой и реакцией из зала, я кивнула Брендону-Мизгирю и приложилась к бутылочке с водой, присматриваясь, куда бы сесть. Небольшие передышки надо использовать с умом! И вдруг в темноте закулисья я подслушала разговор двух танцовщиков, готовившихся к выходу на праздник в Берендеевке.
— Посмотри-ка во втором ряду. Это что, цветы?!
— О, блади хэлл, как он держит такой букет? Сочувствую зрителям сзади, им же ничего не видно, даром, что партер!
Темнокожий Марк в шутовском колпаке с бубенчиками, в подпоясанной тесёмкой рубахе хмыкнул и обернулся ко мне со словами:
— Да это наверняка русский! Наши цветы не дарят. Прости, Джейн, но вы, русские, сумасшедшие!
— В этом наша изюминка, — парировала я. — Вам никогда не понять тайну русской души, даже не пытайтесь!
— Джейн, — обратился ко мне второй — Грэм в костюме царя Берендея с окладистой бородой и богатой одежде, отороченной мехами. — А у тебя есть знакомый олигарх? Как в клипе Робби Уильямса, вот такой же?
— Нет.
— Оу, значит, будет! Думаю, вон тот, с неприличной охапкой роз положил на тебя глаз. Будешь купаться в шампанском и крутить ему фуэте на мыльных вечеринках.
— Это нонсенс! — шепнула я возмущённо. — Нельзя воспринимать всё такими штампами!
Когда оба невежи отправились на сцену после народного гулянья: один важный, другой шут со стулом в руках, я всё же не сдержалась и выглянула из-за кулис. Нет, ничего было не видно — лишь смутные образы за ярким светом рамп, направленных на сцену. Но я разволновалась и сердце забилось, как сумасшедшее.
Почему они сказали, что третьему ряду не видно? Потому что зритель высокий? А вдруг…
И я тут же разозлилась на себя: Нет, ну что же я! Я ведь решила! Я рассталась с иллюзиями, незачем плодить их снова?! Это не может быть он! В Лондоне! В Партере! В Королевской Опере! С цветами!
— Джейн, готовься на выход, — шепнула мисс Лора.
И я выбежала, лёгкая, кристальная, снежная, как облачко, но при этом привязанная вниманием ко второму ряду партера. Суд Берендеев под торжественные звуки труб над Мизгирём со Снегурочкой закончился благом. Но стоя на коленях перед правителем, я почувствовала такое грандиозное волнение, что горячие волны пронзили меня с ног до головы, перекатываясь поочередно с холодными, что, казалось, я упаду сейчас к ногам английского царя Берендея под вновь заискрившиеся кружева скрипок и виолончелей при объявлении свадьбы…
Не вижу! Не вижу! Не вижу! — трепетала я каждой клеткой.
Лишь, когда мы взошли втроём с Мизгирём и Берендеем созерцать, как ликует и веселится народ, несмотря на горе Купавы, я попала взглядом на тёмно-красное пятно огромного букета, а над ним увидела широкие плечи, уверенную посадку головы, как у воина. Но было темно. И пусть я не разглядела лица, сердце моё дрогнуло: он здесь?!
Берендей передал мою руку в ладонь Мизгирю и буркнул в фальшивые усы:
— Ты чего?! Даже если увидела привидение, танцуй!
Да… Танцуй! Так сказал и Серёжа… Несколько шагов к центру сцены под руку с партнёром, и всплески воспоминаний: Дон, обрамлённый камышами, облака, серый двор и мои слова: «Я станцую для тебя!»
Я сглотнула и заставила себя вернуться в образ. Если это он, я буду танцевать для него это адажио. А не он… Значит, это будет моё прощание с прошлым. Сейчас.
⁂
Терминатор
Я сжимал в руках толстый сноп стеблей, касался подбородком розовых лепестков и не дышал от волнения. Моё волшебство летало по сцене! Без крыльев, но она взлетала! Отталкивалась тонкими носочками пуант и зависала в воздухе, попирая закон гравитации. Она кружилась, искрилась, обволакивала нежностью и музыкой. И ничего для меня больше не существовало, кроме этой белой фигурки в сверкающем веночке на голове. Ни итальянцев, шепчущихся за ухом, ни англичан самого чопорного вида и гóтов рядом с ними, ни дирижёра, ни одного другого танцора на сцене. Только она! Такая, такая…
И вдруг мощным светом под весеннюю и особо щемящую музыку над сценой поднялось солнце. Все возликовали, а моя девочка испугалась и начала закрываться от света. Идиот купец наоборот потащил её навстречу солнцу, а ей стало хуже. Мои руки покрылись мурашками, от загривка заструились по спине холодные волны.
Она умирала. Моя Снегурочка, Снежинка, моя крошечная Женька умирала на сцене совсем по-настоящему. Я еле сдержался, чтобы не подскочить и не броситься к ней. Хорошо, что увесистая связка роз в руках сидела плотно, как кляп.
