Одним из основных компонентов военного воспитания стала мифологизированная пропагандистами битва у Лангенмарка. 24 октября 1914 года более 10 тысяч немецких солдат, большей частью необученных и неопытных, вчерашних гимназистов и студентов, были брошены в лобовую атаку на английские пулеметы. Бессмысленная (вследствие бездарного командования) бойня в немецкой традиции долгое время интерпретировалась как подвиг молодого возвышенного энтузиазма и преданности родине. По своей нелепости смерть немецких студентов можно сравнить разве что с битвой под Крутами, где украинские военные отправили в бой необученных гимназистов. Однако для людей, создающих национальные мифы, оба трагических случая стали сущим подарком. С той только разницей, что нацисты, в отличие от националистов, оказались щедрее в своем патриотизме. С 1934 года они организовали т. н. «курсы Лагенмарка» для особо одаренных молодых немцев – что-то вроде немецкого варианта советских рабфаков с последующим зачислением учащихся в университеты.
Основным государственным праздником, связанным с военно-патриотическим воспитанием народа, можно считать День памяти героев, который отмечался 16 марта и поначалу посвящался павшим в Первой мировой войне германским солдатам. День памяти традиционно проходил пышно и торжественно, пробуждая в немцах ощущение величия своей военной истории. «На первом этаже Оперного театра море униформ и удивительно много старых армейских офицеров… Мощное освещение сцены было направлено на взвод солдат рейхсвера, застывших подобно мраморным статуям с развевающимися военными знаменами. Над ними на безбрежном занавесе висел громадный серебряно-черный железный крест. Соответствующая атмосфера возникла тотчас же, как только оркестр заиграл «Похоронный марш» Бетховена, трогательная вещь, такая, что тронет каждую немецкую душу» (5). Как мы помним, ко Дню памяти порой приурочивались и особые мероприятия, вроде осуществленного Гитлером ввода войск в Рейнскую зону.
После начала Второй мировой войны новые боевые потери актуализировали значение 16 марта. «Генерал фон Рундштедт пишет в «Фёлькишер беобахтер»: «День памяти – 1940. Конечно, мы искренне думаем о павших, но мы не скорбим». А на первой полосе газеты красными буквами читателям был явлен загадочный призыв: «Через могилы —!» (6). Действительно, а чего скорбеть. Истребление себе подобных, если верить нацистской пропаганде, дело настоящих, не боящихся смерти благородных мужчин.
Важную роль в процессе создания представления о немецком «блицкриге», как о чистой и рыцарской битве, играли киножурналы «Вохеншау», пользовавшиеся у публики огромной популярностью. Жестокостей в этих фильмах не случалось, крайне редко – трупы врагов, еще реже – украшенные цветами солдатские могилы. Целенаправленно формировался обывательский стереотип, дескать, у войны есть свои отрицательные стороны, но значительно больше романтических. Война подавалась как захватывающее дух приключение: взять, к примеру, историю немецкого лайнера «Бремен».
На момент начала боевых действий лайнер оказался на стоянке в США. Британские власти немедленно попросили наложить арест на «Бремен» в счет каких-то германских долгов, однако капитан корабля Аренс воспользовался нерасторопностью американцев. Ночью «Бремен» незаметно отшвартовался, вышел из Гудзона и исчез в волнах Атлантики. Англичане организовали погоню, но тщетно. Потом выяснилось, что «Бремен» круто повернул на север, в густом тумане счастливо миновал айсберги и, осторожно продвигаясь за полярным кругом, добрался до советских территориальных вод. На подходе к Мурманску Аренс прервал радиомолчание и связался с Берлином. Оттуда обратились в Москву и получили согласие на заход немецкого лайнера в советский порт. Позже лайнер под прикрытием полярной ночи вдоль берегов тогда нейтральной Норвегии вернулся в Гамбург. Капитан и команда стали национальными героями.
Или другой случай. После успешного вначале рейда немецкого военного корабля «Графа Шпее», который терроризировал торговые линии союзников и потопил множество союзных транспортов, Геббельс провел широкомасштабную кампанию, стараясь, по свидетельству современника, «наэлектризовать общественное мнение накануне первого военного Рождества; в магазинах даже продают хлебные батоны и сдобные булочки в форме «карманных линкоров» (7). Правда, «Шпее» вскоре изловили английские корабли, и он затонул, но хлебобулочный креатив нацистской пропаганды остался в анналах истории.
Кроме того, немцы огромное внимание уделяли юмору и сатире, официальной рукой аккуратно направляемой на высмеивание трудностей войны. Например: во время войны в Германии ощущалась огромная нехватка кофе, столь привычного и необходимого для бюргера.
В журналах появляются карикатуры примерно такого содержания: по улице у складов стоит толпа женщин, заглядывающих в щели, окна, двери и т. д. Под карикатурой надпись: «Стены складов, в которых раньше помещалось кофе, до сих пор испускают ясный кофейный запах, привлекающий к себе множество горожан и приезжих». С фронта проникают слухи о том, что бойцы вермахта утопают в грязи, о чем пишут почти все солдаты. Население начинает беспокоиться. Появляется серия карикатур, рисующих, как немец приспосабливается к грязи. Здесь и грязевая ванна, полезная для здоровья, и дождевой душ – счастье пехотинца, омывающий его от походной пыли, и удобства для бритья – голый солдат сидит в луже, а в другой луже кисточкой разводит мыло для бритья, и другие веселые благоглупости на заданную тему.
Порою воспевание воинских доблестей настигало немецких граждан в таких укромных закутках, что невольно заставало человеческое сознание врасплох, а значит, не давало ему защититься от назойливой пропаганды. Так в рождественской листовке лидера «Трудового фронта» доктора Лея обычное поздравление вдруг по ходу трансформировалось в диковатую агитку: «Мать – высшее проявление женственности. Солдат – высшее проявление мужественности. Бог не наказывает нас этой войной, он дарует нам возможность доказать, достойны ли мы нашей свободы» (8).
Благородному немецкому солдату-идеалисту противопоставлялся его противник – воюющий за золото наемник. Нацисты подняли на щит старый тезис о том, что англичане – это евреи среди арийских народов, что со стороны немцев война окутана ореолом романтической борьбы и героизма, а для англичан она осталась простым капиталистическим предприятием. И, в общем-то, основания для подобной трактовки имелись: бизнес-подход всегда присутствовал в англосаксонской традиции. Например, президент Рузвельт, 5 июня 1944 года убеждая нацию в необходимости очередных денежных трат, не мог избежать в разговоре с соотечественниками деловой стороны вопроса: «Некоторые наши граждане, возможно, озабочены финансовой стороной дела. По существу нашу деятельность в Италии можно сравнить с оказанием помощи от стихийного бедствия. Однако мы надеемся, что эта помощь станет своего рода и капиталовложением, которое в будущем принесет дивиденды в виде очищения Италии от фашизма… Такие дивиденды послужат делу мира во всем мире и тем самым вполне оправдают для нас вложенные средства» (9). Подобный бизнес-сленг в рассуждениях о человеческой трагедии может нас шокировать, но обращение было рассчитано на целевую американскую аудиторию и вполне достигло своей цели.
По правилам игры горечь потерь и гибели нескольких отдавших жизнь за нацию героев обязательно должна сменяться всенародной радостью заслуженной победы, для чего первоначальная история «блицкригов» Третьего рейха предоставляла все возможности. Особенно после поражения Франции. Идея заключить новое перемирие с французами в том самом месте, где 7 ноября 1918 года было признано поражение Германии, и тем самым даже внешне перечеркнуть Версальский мир, высказана Гитлером в начале июня 1940 года, накануне падения Франции. Когда французскую делегацию, уполномоченную подписать соответствующие бумаги, привели в тот же музейный вагон в Компьенском лесу, где победой союзников завершилась Первая мировая война, гордые галлы окаменели. Эта символическая инсценировка произвела огромное впечатление и на немецкое общество, а исторический вагон по окончании действа укатил в качестве трофея в Германию.
