Непосредственно накануне нападения на Советский Союз командующим немецкими войсками предписывалось немедленно спустить в войска приказ следующего содержания: «Солдаты немецкого Восточного фронта! Смертоносная еврейско-большевистская орда собирается нанести последний удар. Враг пытается уничтожить Германию и наш народ. Солдаты Восточного фронта, вы знаете, какая участь грозит вам, немецким женщинам, девушкам и детям. Стариков и детей убьют, женщин и девушек сделают армейскими шлюхами. Остальных отправят в Сибирь… Торжественно поклянитесь защищать не отвлеченную концепцию фатерлянда, а свои дома, своих жен, своих детей и, следовательно, наше будущее…» (16) Гитлеровской пропаганде удалось добиться своего, и ненависть нацистских фанатиков к врагу чувствуется даже сквозь прошедшие десятилетия: «Атаковать предстояло 18-й роте 4-го батальона. Через несколько минут тишина должна взорваться и нашим войскам предстояло с боевым кличем добыть очередную победу над краснозвездными марионетками» (17). Какова риторика мемуариста!
Как бы то ни было, наши войска наносили ужасные потери новоявленным арийцам. Начальник германского Генерального штаба Франц Гальдер записал в своем дневнике: «30 ноября 1941 года. Некомплект на Восточном фронте составляет 340 000 человек, то есть половину боевого состава пехоты. Сейчас роты имеют в среднем по 50–60 человек» (18). Надвигалась катастрофическая для немцев битва под Москвой.
Что касательно причин поражения немцев в грандиозном сражении под Москвой, они достаточно проанализированы в специальной литературе, естественно, по аналогии с отступлением Наполеона из России в конце 1812 года. Однако данное сравнение не является корректным, хотя бы потому, что никаких из ряда вон выходящих морозов во время отступления Наполеона не наблюдалось. В середине октября 1812 года температура в Риге и Ревеле – 7 градусов выше нуля. К концу ноября при переходе через Березину лед реку еще не сковал. Самая холодная ночь случилась под Смоленском, когда температура упала до минус 8 градусов. Ужасные потери наполеоновской армии оказались предопределены никуда не годным планированием. А поверили Наполеону потому, что сильные холода действительно наступили в России, но только в декабре, через несколько недель после бегства наполеоновской армии.
Аналогичная ситуация сложилась и в немецкой армии. Провал идеального во многом снабжения германской армии связан с нежеланием ее руководства считаться с новыми реалиями – яростной борьбой защищавших свою землю советских войск. В июне 1941 года генерал-фельдмаршал фон Браухич указал на необходимость снабжения Восточного фронта зимним обмундированием, да и позже административно-хозяйственное управление сухопутных войск требовало зимнюю одежду для фронта, однако обращение ставка отклонила, поскольку фюрер не допускал мысли, что дело дойдет до зимнего похода. А «в декабре начались жуткие морозы, температура упала до пяти градусов ниже нуля», – вспоминал бывший военнослужащий вермахта Ги Сайер (19). У нас его неподдельный ужас может вызвать только улыбку.
19 декабря 1941 года фюрер, а теперь и верховный главнокомандующий, обращает свой призыв к войскам Восточного фронта: «Армии на Востоке, после их непреходящих и еще небывалых в мировой истории побед над опаснейшим врагом всех времен, должны быть отныне, в результате внезапного наступления зимы, переведены из порыва движения в состояние позиционного фронта. Мои солдаты! Вы поймете, что сердце мое всецело с вами, что мой ум и моя решимость направлены только на уничтожение противника, т. е. победоносное окончание этой войны. Господь Бог не откажет в победе своим храбрейшим солдатам!» (20) И солдаты услышали своего фюрера. Буквально вгрызаясь в каждый участок фронта, они осатанело отбивали атаки советских войск, которые буквально вырвали победу из рук захватчиков.
И еще раз – вечная память сотням тысяч безвестных советских героев, павших в тяжелейших для нас битвах 1941-го и 1942 года. Именно они, а не пресловутый «Генерал Мороз» истощили физическую силу вражеских полчищ. Советские бойцы и далее продолжали наносить противнику ужасный урон: «25 июня 1942 года. Общие потери на Восточном фронте (не считая больных) – 1 299 784 человека, что составляет 40,62 % средней численности войск на востоке (около 3,2 млн. человек)» (21). И, заметим, все это происходило в наиболее успешный для гитлеровцев период борьбы с Советским Союзом.
И еще один из мифов Второй мировой войны связан с тем, что мы якобы одолели врага, лишь завалив его своими трупами. Средняя численность наших действующих фронтов и армий в IV квартале 1941 года составляла всего 2,82 миллиона человек – почти вдвое ниже, чем наличествовало у немцев. И до уровня 6,0–6,5 миллионов человек (количество, с которым мы выиграли войну) численность Красной армии удалось довести только в четвертом квартале 1942 года (22).
Но в декабре 1941 немецкой нации срочно было необходимо найти логическое объяснение внезапного поражения, понесенного от официально поверженного противника. 21 декабря Геббельс начинает пропагандистскую кампанию и призывает население Германии собирать зимнюю одежду для фронта. Ввиду особого значения и крайней откровенности этого документа, его текст тщательно выверялся и несколько раз переписывался. Геббельс признавал, что тыловые службы вермахта не смогли обеспечить войска подходящей одеждой. «Но наш фронт в тылу поможет спасти своих отцов и сыновей от жестокой зимы». И он перечисляет вещи, срочно необходимые армии: одеяла, ботинки, шерстяные носки, свитеры, теплое белье, наушники, шапки, наколенники, варежки и так далее. «Немцы пришли в изумление. Неужели положение на фронте до такой степени отчаянное? Остальные страны изумились не меньше… Германские генералы пришли в ужас, они были категорически против сбора зимней одежды на том основании, что это окажется сокрушительным ударом по настроению немецкого народа. Но Геббельс того и добивался: «Я поверг людей в шок, когда сказал им – катастрофа неминуема, если они не начнут тотчас действовать. Я привел весь народ в состояние шока, и люди, осознав опасность, застыли, как парализованные. Затем загремел наш призыв: «Сдавайте теплую одежду!» И все они, как один, побежали к нам с шерстяными и меховыми вещами, лыжами и бог знает чем еще. Но испуг у них уже прошел!» (23)
«Ужасы Восточной кампании порядком встряхнули нас, вывели нас из состояния благодушия и самоуспокоенности, вновь напомнили нам о тех идеалах, ради которых мы выступили; они вновь обрели былое величие, и любая мелочь только подтверждала правоту наших национал-социалистических идей», – писал эсэсовец Эрих Керн (24).
С замиранием сердца немцы слушали передачи о страданиях своих солдат на русском фронте. Геббельс взывал к их чувству национального достоинства, и те, кто оставался в тылу, стремились показать: они готовы пойти на жертвы, ради спасения своих соотечественников
[54]. Шерстяные вещи, собранные для оказания помощи немецким войскам, поступали на тыловые участки войск в течение всего 1942 года, однако следующей зимой аналогичная ситуация повторилась уже под Сталинградом. На складах недалеко от линии фронта хранились 200 000 форменных рубашек, 102 000 пар валенок, 83 000 кальсон, 61 000 суконных брюк и т. д., но могучие тевтоны продолжали дрожать от холода. «Все есть, но только не для нас», – ворчали они. В отличие от запасов вермахта, стихийные склады собранной в тылу различной одежды располагались гораздо ближе к действующим частям. «Голубые, красные, зеленые шали в полоску и клетку, меховые жилеты с вязаными узорами в виде корон, вязаные кофты, дамские пальто, муфты, перчатки, чепчики с лентами и без них, тапочки, домашние туфли из верблюжьей шерсти, грелки для кофейника, полусапожки для коньков, футболки. Кто приходил – набирал всего вдоволь, что считал необходимым. Все пехотные подразделения, входившие в состав 100-й пехотной дивизии, уходили со склада в таком виде, словно им нужно было выступать в цирке, а не идти на передовую» (25).