Конфликт принял открытую форму, когда 14 марта 1937 года вышла энциклика папы Пия ХI «С большой озабоченностью», в которой он осуждал «идолов расы, нации, государства», а также критиковал нацистский режим за его репрессивную политику. На демарш Ватикана немедленно откликнулся гитлеровский «Фёлькишер беобахтер»: «Последней энциклике папы безоговорочно аплодируют евреи, чехи, французы и франкмасоны, этого для нас достаточно» (11). Геббельс послал специального корреспондента в бельгийский монастырь, где монах на сексуальной почве убил ребенка – опубликованный репортаж стал поводом для обвинения всех монахов в гомосексуализме. «Большой процесс о безнравственности против католических священников. Все – 175 (175 – статья уголовного кодекса, карающая за гомосексуализм). Фюрер считает это характерным для всей католической церкви» (12).
Партийная пресса начала публиковать унизительные отчеты о тайных пороках. По всей Германии партия организовывала лекции, на которых ораторы пересказывали самые скандальные детали. «Они утверждали, что религиозные организации систематически нарушали законы, запрещающие экспорт иностранной валюты. Месяцами пресса в большом количестве публиковала истории о монахах и монахинях, скрывающих пачки банкнот в своих одеяниях и арестованных на границе бдительными таможенниками» (13).
30 апреля 1937 года травля превратилась в расправу: сразу несколько тысяч католических священников были арестованы по подозрению в гомосексуализме.
Немедленно последовала волна новых антикатолических статей, в которых утверждалось, что вина подозреваемых уже доказана. «Мы должны согнуть церковь и превратить ее в нашего слугу. Целибат отменить. Экспроприировать церковное имущество. Запретить изучать теологию до 24 лет. Этим мы отнимем у них лучшую смену. Но первоочередное – процессы. Они идут по плану и вызывают огромное внимание». (12.5.1937.) Несмотря на громкий шум, затея Геббельса провалилась. Люди, годами не бывавшие в церкви, демонстративно пошли к мессе, давая тем самым понять, кому они доверяют, а кому – нет.
И еще один любопытный пример пассивного сопротивления общества антирелигиозным мероприятиям нацистского режима. 23 апреля 1941 года гауляйтер Бадена Вагнер распорядился удалить из школ изображения распятия, но в обществе поднялась волна возмущения. Дело дошло до того, что матери-героини грозились сдать свои награды, а рабочие собирались устроить забастовку. Через полгода непрекращающихся протестов гауляйтер вынужденно отменил собственное распоряжение.
Однако давайте призадумаемся. А в чем формально Вагнер был не прав? Школа-то ведь учреждение светское. Гиммлер как-то заметил: «Вы не можете избавиться от впечатления, что вся эта система изобретена лишь для того, чтобы обеспечить власть церкви и ее иерархов. Приняв ее учение всерьез и, построив на нем свою жизнь, вы вынуждены в страхе и содрогании бороться за спасение души. Этого хочет церковь» (14). Хотя сам Гитлер, из соображений политической стратегии, никогда до конца не отказывался от католической церкви. Он неоднократно принимал участие в публичных христианских церемониях, таких как свадьбы, крещения и тому подобное. Гитлер также приказал, чтобы его ближайшие соратники, а прежде всего Геринг и Геббельс, опять вернулись в лоно церкви.
Однако же, давление продолжалось: архиепископа Мюнхенского кардинала Фаульхабера, несмотря на объявленную папским легатом его дипломатическую неприкосновенность, нацисты арестовали. В результате репрессий 110 немецких священников умерли в концлагерях, 59 были убиты до того, как туда попали. Цифры мрачные, но в то же самое время в Советском Союзе священнослужителей уничтожали тысячами.
Борьба с религией тогда шла в разных странах. Например, со стороны Польского государства подвергалась ожесточенным гонениям православная церковь – в тридцатые годы сотни православных храмов на территории Польши были уничтожены или закрыты. Только в Холмской области из 378 православных храмов, насчитывавшихся в 1914 году, к сентябрю 1939 года осталось 47. Причем 124 церкви поляки взорвали, 175 передали католикам, а 32 сожгли (15). А в охваченной гражданской войной Испании красные республиканцы казнили почти триста католических монахинь, многих предварительно изнасиловав. Некоторых из испанских священников сожгли, других – похоронили заживо.
Вернемся в рейх. Несколько другая ситуация, по сравнению с католиками, была с протестантской ветвью германского христианства, которое имело мощную опору в лице прусских консервативных слоев чиновничества и военных. Нацистский режим соблюдал по отношению к евангелической церкви терпимость, от которой давно уже отказался в случаях с другими оппонентами (в том числе и с католиками). «На сотни католических священников, много лет проведших в концлагерях, приходилось несколько протестантских пасторов, которых иногда арестовывали нацисты» (16).
Основная идея евангелической церкви того времени – стремление к созданию национальной церкви во главе с имперским епископом. Эта вечно актуальная идея послужила поводом для острой внутрицерковной дискуссии, тон в которой задавали так называемые «немецкие христиане». Именно они определяли облик церковных собраний, щеголяя коричневыми рубашками и активно проповедуя нацистские идеи расового превосходства. На собрании в берлинском Дворце спорта 13 ноября 1933 года они публично выступили с требованиями, которые практически сводились к полной нацификации евангелической церкви и ее основ веры (введение единоначалия, параграф об арийском происхождении, устранение из Библии иудейских элементов). В 1933 году из 17 тысяч протестантских пасторов около 3 тысяч приходилось на долю «немецких христиан» (17).
Их противником считалась другая группа священнослужителей – «исповедальная церковь». В ней состояло примерно столько же пасторов, но поддерживало меньше прихожан. Во главе ее стоял пастор Нимеллер – яркий и необычный человек; интересно, что во время Первой мировой войны он служил командиром подводной лодки. «Исповедальная церковь» выступила против нацификации церкви, отвергла расовые теории и осудила антихристианские идеи Розенберга
[35].
Кризис между спорившими до хрипоты протестантами попытались разрешить путем назначения имперского епископа. 27 сентября 1933 года им стал Людвиг Мюллер. Узнав о его назначении, Гитлер воскликнул: «И почему они назначили захудалого армейского пастора! Я охотно оказал бы ему поддержку. Он много мог бы тогда сделать. Евангелическая церковь стала бы благодаря мне государственной церковью, как в Англии!» (18). И действительно, неавторитетный Мюллер не смог уладить обострявшийся конфликт, брожение среди протестантов продолжалось. Тогда государство приняло одну из сторон конфликта – легко догадаться, что режим поддержал «немецких христиан». 1 июля 1937 года Нимеллера арестовали. В том же году было арестовано 807 пасторов и мирян – активных приверженцев «исповедальной церкви».
А весной 1938 года епископ Мараренс предпринял последний завершающий шаг – приказал всем пасторам своей епархии принести личную клятву верности фюреру и сам подал тому пример. В скором времени этой клятвой связали себя большинство протестантских священников. Таким образом, хотя первоначально в дискуссии между «немецкими христианами» и «исповедальной церковью» большинство протестантов заняли нейтральную позицию, но, в конце концов, они приняли как должное право Гитлера вторгаться в дела церкви и подчинились его приказам.
