Я приведу вам лишь короткий отрывок из выступления Геббельса, посвященного значению радио в нашей жизни, подчеркнув слова, определяющие, по мнению министра, роль этого СМИ в жизни общества: «Его (радио. – К.К.) долг придавать сиюминутным событиям постоянный смысл. 21 марта и 1 мая оно дало впечатляющие свидетельства своей способности доносить до людей великие исторические события. В первом случае оно ознакомило всю нацию с важным политическим событием, во втором – с событием социально-политического значения. Оба достигли всей нации, независимо от класса, положения и религии. Это был, в первую очередь, результат тесной централизации, своевременных репортажей и осведомленности Германского радио. Осведомленность приближает к народу» (24).
Видите, сколько эпитетов использовал Геббельс, чтобы в одном абзаце показать размах влияния данного СМИ и его профессиональной информированности – это явление эпическое, подразумевающее заоблачное величие (и влияние). А потому нацисты не собирались просвещать народ по поводу того, как обыденно делается газета, готовится радиопередача и т. п. На инструктаже 9 июня 1940 года Геббельс учинил страшный разнос еженедельнику «Ди Вохе», опубликовавшему фотографию пластинки, с которой шли в эфир фанфарные позывные, предварявшие специальные радиосообщения об особо эффектных победах. И по-своему Геббельс был прав, поскольку речь идет о десакрализации воздействия музыкальных позывных на слушателей. «Он требует известить прессу, что в случае повторения подобной вещи он велит отправить редактора, виновного в преступном расколдовывании национальных событий, в концлагерь, о чем бы ни шла речь – о кино, радио и т. д. Министр не остановится перед тем, чтобы велеть арестовать цензора, который еще раз пропустит подобный расколдовывающий снимок» (25).
Стремление сохранить журналистскую кухню в тайне – это забота о доверии потребителей. Авторитет газеты базируется на том убеждении, что ее создали все же солидные люди и газета в определенной степени несет ответственность за предоставляемую читателям информацию. Читателям не нужно знать, сколь отличается работа и светлый образ журналистов от грязных реалий. А какие случаются повороты в их убеждениях! Вспомним, к примеру, групповые раскаяния целых журналистских коллективов во время т. н. «оранжевой революции». Что, уверяю вас, среди пишущей братии вовсе не является исключением.
Так, осенью 1939 года, после заключения советско-германского пакта о ненападении, нацистский издатель журнала «Contra-Komintern» разослал своим подписчикам глубочайшие извинения за невыход номера в сентябре и сообщил, что далее журнал станет выходить под другим названием. Издатель дал понять, что серьезные и заслуживающие доверия люди убедили его в том, что подлинные враги Германии все-таки не большевики, а евреи (26).
Журналистика создается живыми людьми, и правда у каждого из них своя.
«Радио в доме! Немец забудет для радио профессию и отчизну. Радио! Новый способ обуржуазивания! Все есть дома! Идеал обывателей» (27), – в далеком 1925 году Геббельс проклинает «помеху» для революционной активности масс, что не помешает ему, придя к власти, использовать именно радио в качестве основного средства пропаганды национал-социализма.
До нацистов радио почти не использовалось с пропагандистскими целями. В Германии, как и в других странах Европы, радиовещание являлось монополией государства, чем, после прихода к власти, нацисты немедленно воспользовались. И Гитлер, и Геббельс были глубоко убеждены, что устное слово оказывает на население более сильное воздействие, чем печатное. «То, чем была пресса в девятнадцатом веке, радиовещание станет в двадцатом, – говорил министр пропаганды. – Мы живем в эру масс; массы справедливо требуют своего участия во всех великих делах дня. Радио наиболее влиятельный и важный посредник между духовным движением и нацией, между идеей и народом» (28).
Радио, считал шеф пропаганды, должно обслуживать массовую аудиторию, а не избранное меньшинство, и его программы нужно строить в расчете на средний уровень слушателей, а не на вкусы немногочисленных интеллектуалов. Геббельс внушал своим подчиненным, ответственным за передачи германского радио, что дикторы и продюсеры должны считать своей аудиторией «весь народ, а не его отдельные группы». По словам Геббельса, диктор, появляясь перед микрофоном, должен решить две главные задачи: «информировать массы, а также развлечь и успокоить их. Можно и нужно сочетать идеологическую обработку с развлечением» (29).
После прихода к власти и спешно проведенной чистки кадров в государственной радиовещательной корпорации, Геббельс и его подручные успешно организовали общенациональную церемонию принесения присяги Адольфу Гитлеру по радио. 8 апреля 1933 года 600 тысяч штурмовиков по всей Германии одновременно вытянулись в струнку перед радиоприемниками, повторяя слова клятвы. Еще через год, встав перед своими радиоприемниками, поклялись в верности Гитлеру уже 750 тысяч партийных вождей, 180 тысяч членов гитлерюгенда, почти 2 тысячи руководителей студенческих объединений и 18 с половиной тысяч членов «Трудового фронта» (30).
Помимо «часовых пропаганды», о которых мы уже рассказывали, появились и «часовые радио», получавшие инструкции, написанные все тем же отрывистым языком военных приказов: «определять стратегически важные» перекрестки для установки громкоговорителей; «координировать» время выхода программ со временем наиболее активного посещения магазинов и т. д. То есть неизбежное фоновое воздействие на граждан обеспечивалось как в общественных помещениях, так и на улицах.
Проблема фонового воздействия на подсознание является одной из важнейших в психологии. Мы также затрагивали уже тему «демократии шума» – бормочущее фоном радио или телевизор, музыка в супермаркетах, рекламные призывы на улицах. Фоновый шум – важное условие беззащитности человека против манипуляции сознанием. Более того, шум для многих стал условием комфортного существования, бегства от одиночества и своих мыслей. Современный человек «жаждет быть одним из многих одинаково думающих, одинаково чувствующих, одинаково реагирующих на происходящее» (31).
Тот же Гитлер никогда не слушал радиопередач, он полностью отдавал себе отчет, какое имеет значение радио для обработки сознания: «Я не желаю, чтобы кто-то оказывал на меня влияние, – заявил он, – и по этой причине принципиально отказываюсь слушать какие-то бы ни было политические речи по радио». Этих принципов он придерживался неукоснительно, избегая слушать даже речи иностранных государственных деятелей (32).
В первую очередь нацистам необходимо было решить вопрос доставки своего радиопослания до каждого немца не только в общественных местах, но и настигнуть рядового гражданина в его собственном доме. К августу 1933 года немцы запустили в производство первую модель дешевого народного радиоприемника, который не мог принимать передачи из-за рубежа. Он стоил 76 марок. Потом в продаже появился «Народный приемник 301» за 35 марок (прозвище – «немецкий малый») – в то время самый дешевый радиоприемник в мире. Эти аппараты по одинаковым чертежам и технологии изготовляли 28 заводов. Интересно, что номер его модели – «301» – символизировал 30 января, дату прихода гитлеровцев к власти. Так на уровне подсознания в обывателя закладывались нацистские символы.
