В отместку снова щипаю его за голый упругий живот над джинсами.
– Ниже, Аля, ниже!
С намеком кивает головой в нужном направлении и задиристо заламывает бровь. Ну что за человек? Не замечаю, как снова улыбаюсь. По-моему, улыбательное состояние стало для меня нормальным за последние дни. Так и в психушку недолго загреметь.
– Женщина, платите! – раздается злобный вопль, судя по всему, кондуктора в нескольких метрах от нас.
– Не буду я платить, – отвечает другой не менее раздраженно, – Проезд стоит как поездка на другой конец света. Откуда у меня столько денег? Семью кормить надо!
Мда, наглядная причина, по которой многие отказываются от общественного транспорта. Выискиваю глазами несостоявшегося трамвайного зайца и удивленно округляю глаза, найдя нужный объект. Женщина, средних лет, в довольно-таки приличной одежде, нуждающейся ее назвать точно сложно. Я думала на ее месте должна быть бабулька в потертом временем платочке.
– У меня тоже семья, – продолжает кондуктор, – Здесь у всех семьи. Платите или выходите.
– Да пошли вы н..
– Женщины, красавицы, давайте без ссор? – раздается вдруг у меня над самым ухом. Благодарно поднимаю глаза на Шварца, не давшего идиотке пассажирке в присутствии детей выражаться, – Беременным нельзя нервничать!
– А кто здесь беременный? – обращает на него внимание нервная одесситка.
– Я беременный. Гормоны, сами же знаете, проходили, раз у вас семья. Боюсь, еще заплачу от того, как мир вокруг жесток!
Половина трамвая катится со смеха, и я не исключение. Утыкаюсь лицом в Рича, не в силах совладать с истерикой, представляя Шварцвальда в штанах для беременных.
Еще полдороги они с женщиной мило общаются. Обмениваются именами, информацией кто куда едет. И она к всеобщему удивлению, даже соглашается заплатить за проезд, чтобы бедный мальчик не родил раньше положенного срока.
Когда красная комната на колесах, хвала небесам, остается позади, и теперь мы бредем по аллее в сторону луна-парка, Рич вдруг закрывает мне глаза руками.
– У меня для тебя сюрприз!
– Еще один?
– А то!
Спустя несколько десятков нелепых шагов гуськом он останавливается и убирает ладони с глаз. Указывает рукой на какой-то монумент и с гордостью изрекает:
– Памятник Апельсину.
Перевожу удивленный взгляд на странное круглое сооружение из меди. Апельсин. Самый настоящий. Только в разрезе и с запряженными конями. Анитка ржет рядом, наблюдая за моей обалдевшей физиономией.
– Слушай, Шварц, это ты ночью тут отливал сей шедевр? – спрашивает, похрюкивая от смеха.
– Нет, отливал не я, – огромные лапища оплетают мою талию, и Рич кладет подбородок мне на плечо. – Но думаю, это сделал один из моих пра-пра-пра десяток раз прадедов, когда понял, что Апельсины – это, сука, великая вещь, и без них не обойдется ни один Шварцвальд.
Ооо, какой же он милый. Пожалуйста, отхлестайте меня кто-нибудь по щекам, чтобы я перестала таять как маршмеллоу над пылающим костром, втрескиваясь в этого гада все больше и больше. Так нельзя. Чревато растоптанным сердцем так стремительно терять себя в другом. Но не обращая внимания на собственные предостерегающие мысли, я как кусок все того же мягкого маршмеллоу прилипаю носом к щеке Шварца. Все кажется таким нереальным и слишком хорошим, чтобы оказаться правдой. И как подтверждение, Кравцов вдруг важной походкой подходит к памятнику и складывает руки на груди, напоминая о своем постоянном присутствии рядом.
– Вообще-то это памятник Апельсинам, которые перевозили в Питер из Одесского порта в 1800 году, и именно эти апельсины помогли Одессе стать процветающим городом. – вот всегда в кульке с шоколадными конфетами находится один грильяж, который норовит подсунуться и сломать другим об себя зубы.
– Я об этом и говорю. Апельсины оху*нные фрукты. А какие вкуууусные, мммм, – в голосе возле моего уха слышатся чувственные нотки, отзываясь у меня внутри смущением, а у Юры раздражением. – Так бы прямо сейчас и облизал один из них, – продолжает добивать Шварц, но на этот раз получает от меня пинок локтем под ребра. Знаю, что он делает это намеренно, чтобы показать Кравцову, кому я принадлежу, но это уже перебор. Яйцами пусть меряются в другом.
В луна-парке ребятня отрывается по полной. С огромной долей вероятности оставляют там практически все выданные родителями деньги, исследовав каждый аттракцион, сорвав голос на самых адреналиновых, и выиграв десяток мягких игрушек в тире.
Мы кататься не ходили, потому что я все-таки здесь не для релакса. Расслабиться было сложно, особенно зная, что мои муравьи так и норовят расползтись кто куда. Приходилось включать ястреба и выискивать каждого. За Дашей с Сашей я теперь наблюдала с особенной тщательностью. Судя по всему, неприступная царица снизошла до мольбы парня, потому что теперь их можно было увидеть не целующимися разве что во время еды или сна. Я конечно, таскала за уши обоих, отправляя с прилюдных мест подальше от всех, но кто меня будет слушать, если Шварц с моей талии рук не отлепляет. Плохой я пример для подражания.
Совсем загулявшись, мы и не заметили, как пролетело два часа, а еще нужно было успеть пообедать и вовремя добраться до порта. Когда я увидела, что стрелки часов неумолимо приближаются к двум, паника захлестнула с головой. Лучше бы здесь Юра проявил хоть какую-то помощь вместо того, чтобы бессмысленно вставлять свои пять копеек в разговоры, в которых не принимает участия. В долю секунд мы собрали всех наших котят и табуном помчали к автобусам. Можете себе представить отару бегущих баранов по полю? Вот тоже самое зрелище представляли сейчас два отряда, несущиеся в сторону ближайшей остановки. Перепуганные прохожие расступались, вероятно подозревая, что какой-нибудь дурдом выпустили на прогулку, и лучше пропустить, чем быть затоптанным восемью десятками ног.
Если бы не спокойствие и уверенность Рича, я бы грохнулась в обморок прямо в первом автобусе, когда кондуктор, покрутив у виска, сказала, что мы сели не на тот маршрут.
– Я же говорила, что мы опоздаем, Шварцвальд!– волнение накалило до точки невозврата, когда мы со второй попытки все же добрались до порта и теперь бежали по раскаленному асфальту в сторону корабля, который должен был отправиться еще десять минут назад. Неизвестность разъедала. Что теперь будет? Возьмут ли нас, или заплаченные Борисом Алексеевичем деньги безвозвратно канут в Черное море? От нервов руки задрожали, но я упрямо бежала впереди всех. Даже не запыхавшись. Из-под ног, наверное, искры летели, и завтра я точно не смогу встать, но сейчас я спешила так, словно за мной гнались сумасшедшие волки. Хотя, со стороны так оно и было.
– Угомонись, – так же на бегу ответил Шварцвальд, которого мне сейчас хотелось убить. Из-за него мы опаздываем и подставляем его же дядю. Сейчас мысли о том, что детям в парке понравилось намного больше, чем они получили бы удовольствие от муторной прогулки по городу, остались где-то на заднем плане. Мне хотелось только успеть на этот гребаный корабль.
