На сердце тоскливо и одиноко. Окончание смены – как маленькая смерть для лагеря. Еще вчера живший бурной жизнью он в одно мгновение превращается в бездушную оболочку. Не люблю прощания. Нужно брать себя в руки, иначе расклеюсь как тряпка. Хотя я итак едва держусь. И вовсе не по причине отъезда. В какой-то степени я даже его ждала, наивно полагая, что по приезду домой, наконец, встречусь со Щварцвальдом и наемся моего торта до отвала.
Не хочу казаться влюбленной дурой, но я по нему невыносимо соскучилась. Только… Проблема в том, что он уже больше суток не объявляется. Вчера я отправила ему фотографию. Мама бы за такую не похвалила, а папа выпорол не раздумывая. Шварц там слюнями весь телефон должен был закапать, исходя из моих расчетов. И не только слюнями. Потому что на селфи я красовалась в душе абсолютно голая.
Я даже когда отправляла отчетливо видела, как воспламеняются его глаза при одном взгляде на фотографию, а рука инстинктивно тянется к брюкам, чтобы потереть через ткань вставший член. Он всегда так делает в попытке ослабить возбуждение. С затаившимся дыханием ждала, что Рич тут же позвонит и начнет угрожать жесткой сексуальной расправой. Но нет. Не ответил. Прочитал сообщение, а нужной реакции не последовало. Да вообще никакой реакции. Вчера вечером я отправила уже обычное сообщение с вопросом все ли в порядке, но он снова его прочел, а ответил многозначительной тишиной.
Я места себе не находила. Сначала волновалась, измеряя комнату километрами истоптанных балеток, потом со слезами на глазах кричала Аните, что скотина меня бросил. Ночью почти не спала, мечтая о том, чтобы у меня был дар как у Фиби из Зачарованных. Тогда бы я могла схватить телефон или любую вещь, связанную со Шварцем, и мне бы пришло видение, что меня ждет в будущем. Я утыкалась носом в его футболку и мысленно отправляла в Словакию гневные тирады, все еще надеясь, что произошло что-то из ряда вон выходящее, и находила оправдания такому откровенному игнору. Несмотря ни на что я все еще ждала.
***
Я уже собрала сумки, готовясь к отъезду, и как раз шла от Бориса Алексеевича с подписанными о пройденной практике бумагами и похвальным листом в довесок, когда мой смарт издал сигнал о входящем сообщении на вайбер.
Чуть не выронила документы, пока со скоростью обнюхавшегося валерьянки кота, несущегося к первой попавшейся кошке, доставала телефон из кармана джинс. Дрожащим от волнения пальцем провела по экрану и, увидев на нем имя Шварцвальда, едва не грохнулась в обморок от счастья. Сердце взметнулось к горлу, а через секунду уже камнем летело с обрыва.
«Аль, мне нужно немного времени»
Надгробной надписью черным по белому плывут буквы на экране. Меня оглушило. Во всем мире отключили свет.
Крепко зажмуриваюсь, отказываясь верить в увиденное, но, когда открываю глаза, текст чудодейственным образом не меняется. Продолжает поджаривать изнутри реальностью. Вот тебе и жизнь после смены, Альбина. Сама же говорила, что любые отношения, завязанные в этот период, обречены на провал. ЧТД, как когда-то сказала Анита. Только почему тогда от этого доказательства хочется забиться в угол, как вчера Даша, и завыть подобно Банши над утерей того, чего никогда не было? Существовало только в моем воображении.
Скорее всего, Шварц, вернувшись домой, вспомнил как это жить свободной жизнью, и вчера, когда я как последняя идиотка ждала от него оценки собственной фотки, он проводил ревизию среди тех сучек, которые неоднократно написывали ему, напрашиваясь на случку.
Горло раздирает удушающий ком, и я, вернувшись в пустую комнату, не в силах совладать со свалившимися эмоциями, утыкаюсь в подушку и топлю её в слезах. Не повезло Шамаханской царице, что она прозевала такое событие. Я одна могла бы наполнить ее кувшин до краев. Боль в сердце была невыносимой.
СПУСТЯ ДВЕ НЕДЕЛИ
– Ну что, куда пойдем сегодня? – спрашивает Маринка, повиснув на моем локте, пока мы спускаемся по ступеням университета.
Учебный год только начался, но эта неугомонная уже требует еженедельного отдыха в клубах. Можно подумать, ее мозг так перегружается, что без тряски костями никак не в состоянии разгрузиться.
– Я не хочу никуда, – пожимаю плечами и останавливаюсь, чтобы попрощаться.
– Что значит не хочу? – недоуменно разводит руками лучшая подруга, – ты как вернулась вообще на себя не похожа, Алька. Этого твоего Щварца надо дефабержировать за то, что оставил от тебя это мрачное подобие.
Я рассказала Маринке обо всем, что произошло в лагере, и зачем-то даже ссылку на инсту Щварца дала, взяв с нее клятву, что она не будет ему ничего писать. С этой станется. А теперь жестоко расплачиваюсь за свой длинный язык, потому что при каждом возможном случае зараза напоминает мне о Риче, упорно игнорируя тот факт, что я усердно стараюсь вычеркнуть из памяти все, что связано с этим кобелем.
После того сообщения от него больше не было известий. Шварц часто появлялся онлайн, но только не надо думать, что я следила за ним. Так, иногда проверяла контакты в сети на случай вдруг зайдет кто-то важный, а раз уж он висит в самых первых контактах, взгляд случайным образом всегда цеплялся за его имя. Совершенно ничего особенного.
– Ты освободилась, Альбин? – сзади раздается надоедливый голос Никиты, заставляя меня поморщиться.
– Да, можем ехать, – коротко киваю и скидываю руку, нагло положенную на мою талию. – Садись в машину, я сейчас подойду.
Никита послушно отходит к своему «Лексику», пока я морально готовлюсь выслушать тираду Марины. Судя по ее взгляду, она готова оторвать у Никиты все, что спрятано у него в штанах и заставить сожрать.
– Аль, вот скажи, зачем ты позволяешь ему себя подвозить? – ожидаемо шипит защитница, даже не стараясь звучать тише.
– Потому что не хочу ехать на метро, – отвечаю спокойно, уже привыкнув к ежедневным чтениям морали.
– Так давай я тебя отвозить буду, пока твоя машина в ремонте, ну это не дело, правда. После того, как он себя повёл с тобой, ты не то, что не должна ему позволять катать себя и лапать, а даже чихнуть в его сторону должна остерегаться.
Никита после моего приезда прямо решил атаковать меня по всем фронтам. Он, как верный Пьеро, поджидал утром у моего дома, чтобы отвезти в универ. На переменах приносил нам с девчонками кофе, а после пар отвозил домой. Пытался извиняться, клялся в вечной любви и в том, что он полностью пересмотрел свое отношение к девушкам и главным образом ко мне. Только напрасно распылялся. И дело даже не в том, что его можно было бы простить и дать второй шанс. Просто сердце Мальвины больше не принадлежало даже ей, чтобы иметь возможность попробовать его снова кому-то вручить. Оно осталось у бесчувственного Буратино, чьи ямочки на щеках до сих пор мне видятся в прохожих.
– Во-первых, он меня не лапает, и у нас никогда ничего больше не будет. А во-вторых, мы просто общаемся.
– И ты типа таким образом не пытаешься поднять собственную самооценку, – стреляет в яблочко меткий стрелок в атласной мини-юбке.
