На протяжении всей поездки до больницы я гадала, как Харпер это сделала. Задушила ее, как в моем сне? Или придумала более хитроумный способ убить сестру?
Они ночевали в гостях у подруги, Марии. Они уже оставались у нее несколько раз. И мама Марии, Китти – какое глупое имя – прекрасно знала об аллергии Частин. Частин не выходила из дома без «ЭпиПена»
[2], но в то утро Китти нашла ее без сознания. Она набрала 911 и позвонила Джереми, как только Частин увезли в больницу.
Когда мы приехали в больницу, у Джереми еще была напрасная надежда, что они ошиблись, и Частин в порядке. Китти встретила нас в коридоре и все твердила:
– Мне так жаль. Она не просыпалась.
И больше ничего. Она не просыпалась. Не она мертва. Лишь она не просыпалась, словно Частин – испорченная капризная девчонка, которая отказывалась вставать.
Джереми побежал по коридору в приемный покой реанимации. Его вывели и сказали нам ждать в семейной комнате. Всем известно, что это комната, куда отправляют членов семьи умершего человека. Именно тогда Джереми понял, что ее больше нет.
Я никогда не слышала, чтобы он так кричал. Взрослый мужчина стоял на коленях и рыдал, как ребенок. Он бы смутил меня, если бы я не была с ним вместе.
Когда мы ее наконец увидели, она была мертва меньше суток, но уже не пахла Частин. Она уже пахла смертью.
Джереми задавал уйму вопросов. Все вопросы. Как это случилось? У них в доме был арахис? Во сколько они легли спать? Достали ли вообще из сумки «ЭпиПен»?
Правильные вопросы и мучительно правильные ответы. Причину смерти подтвердили лишь неделю спустя. Анафилактический шок.
Мы были крайне бдительны насчет ее аллергии на арахис. Неважно, куда они ехали или с кем оставались, Джереми по полчаса рассказывал все подробности и объяснял, как пользоваться «ЭпиПеном». Я всегда считала это излишней предосторожностью, поскольку нам пришлось использовать его всего лишь раз за всю ее жизнь.
Китти прекрасно знала об аллергии и убирала все орехи, когда приезжали девочки. Но она не знала, что девочки залезут посреди ночи в кладовку, наберут всяких закусок и утащат к себе в комнату. Частин было всего восемь. Поздней ночью девочки решили перекусить. По словам Харпер, они не знали, что где-то содержались орехи. Но на следующее утро, когда они встали, Частин не просыпалась.
Джереми прошел фазу отрицания, но он никогда не сомневался, что Частин съела арахис случайно. А я сомневалась. Я знала. Знала.
Каждый раз, когда я смотрела на Харпер, я видела ее вину. Я ждала этого долгие годы. Годы. Я знала, с тех пор, как им было по шесть месяцев, что Харпер найдет способ убить сестру. И какое же идеальное преступление она совершила. Ее не мог заподозрить даже собственный отец.
Но мать могла. Меня убедить было немного сложнее.
Разумеется, я скучала по Частин и грустила из-за ее смерти. Но в том, насколько тяжело это воспринял Джереми, было нечто неприятное. Он был опустошен. Обездвижен. Через три месяца после ее смерти я начала терять терпение. С момента ее гибели у нас был секс лишь дважды, и оба раза он даже не целовал меня с языком. Он словно был отстранен и использовал меня, чтобы снять напряжение, почувствовать себя лучше, испытать нечто другое, кроме агонии. Я хотела большего. Хотела вернуть прежнего Джереми.
Однажды ночью я попыталась. Повернулась к нему и положила руку ему на член, пока он спал. Я начала водить по нему вверх и вниз, дожидаясь, когда он затвердеет. Но тщетно. Вместо этого он убрал мою руку и сказал:
– Все в порядке, Верити. Вовсе не обязательно.
Он сказал это, словно сделал мне одолжение. Словно пытался меня утешить.
Но мне утешение было не нужно.
Не нужно.
У меня было восемь лет, чтобы принять произошедшее. Я знала, что это произойдет – видела во сне. Я отдавала Частин всю свою любовь каждую минуту, пока она была жива, поскольку знала, что случится. Я знала, что Харпер сделает с ней нечто подобное. Хотя доказать ее причастность было невозможно. Даже если бы я попыталась, Джереми никогда бы мне не поверил. Он слишком ее любит. И никогда не поверил бы в столь ужасную вещь – что можно сделать такое с собственной сестрой-близнецом.
Отчасти я чувствовала свою ответственность. Если бы я еще раз попыталась задушить ее в младенчестве, или оставила бы рядом открытую бутылку отбеливателя, когда она была совсем маленькой, или врезалась бы пассажирским сиденьем в дерево, отстегнув ее и отключив подушку безопасности, этого всего можно было бы избежать. У меня было столько вариантов подстроить ее гибель. И ее следовало подстроить.
Если бы я остановила Харпер, Частин бы по-прежнему была с нами.
И, возможно, Джереми не был бы все время таким ужасно грустным.
18
Верити в гостиной. Эйприл спустила ее в лифте прямо перед вечерним уходом. Необычная перемена в распорядке, и я не уверена, что она мне нравится.
Эйприл сказала:
– Сегодня вечером она очень бодрая. Я подумала, пусть ее уложит Джереми.
Она оставила Верити перед телевизором, пристроив кресло возле дивана.
Верити смотрит «Колесо Фортуны»
[3].
Или… Во всяком случае, пялится в том направлении.
Я стою у двери в гостиную и за ней наблюдаю. Джереми наверху, с Крю. Снаружи темно, и в комнате не включен свет, но телевизор освещает бесстрастное лицо Верити.
Представить не могу, чтобы человек мог так долго имитировать болезнь. Даже сомневаюсь, возможно ли это вообще. Испугается ли она громкого звука?
Рядом со мной, у входа в гостиную, стоит чаша с декоративными стеклянными и деревянными шариками. Я оглядываюсь и достаю из чаши один деревянный. Бросаю в ее сторону. Он падает перед ней на пол, но она остается неподвижна.
Я знаю, она не парализована, но как ей это удается? Даже если из-за повреждений мозга она не способна понимать речь, она должна как-то реагировать на звук, верно? Хоть как-нибудь?
Если только она не специально приучила себя не реагировать.
Я наблюдаю за ней еще какое-то время, но потом меня снова начинают одолевать пугающие мысли.
Возвращаюсь на кухню, оставив ее наедине с Пэтом Сейджаком и Ванной Уайт.
В рукописи Верити осталось всего две главы. И я молюсь, чтобы перед отъездом я не нашла где-нибудь вторую часть: все эти перипетии просто невыносимы. После каждой главы мне становится тревожнее, чем после хождения во сне.
