Потому что – да, я сказала Крю задержать дыхание. Я сказала ему задержать дыхание, когда начала переворачиваться лодка. Я пыталась ему помочь. Я подумала, Харпер выберется, ведь мы уже много раз играли в озере, и сосредоточилась на Крю. Я схватила его, но он запаниковал, и я пыталась как можно скорее добраться до причала, пока мы не утонули оба. Прошло меньше тридцати секунд, когда я поняла, что Харпер сзади нет.
До сих пор я не могу себя простить. Я была ее матерью. Ее защитником. Я подумала, что она справится, и уделила Крю лишние тридцать секунд. Я сразу попыталась вернуться и найти ее, но лодка сдвинулась с места. Я даже не понимала, где она ушла под воду, и Крю по-прежнему пугал меня – он впал в панику. Я поняла, что если немедленно не оттащу его к берегу, мы утонем втроем.
Я искала ее до последнего, Джереми. Поверь. Я утонула в том озере вместе с ней.
Я не виню тебя за твои подозрения. Возможно, я бы тоже рассмотрела каждый возможный сценарий, если бы мы поменялись ролями, и Харпер утонула в твоем присутствии. Это естественно, допускать самое худшее, пусть и на долю секунды.
Я думала, наутро после нашего разговора ты проснешься и сам поймешь, насколько нелепым было твое непрямое обвинение. Я даже не пыталась переубедить тебя: меня переполняла скорбь, и мне было все равно. Я не хотела спорить. Наша дочь погибла всего несколько дней назад, и я искренне желала смерти. Выйти на озеро и присоединиться к ней, потому что она умерла по моей вине. Да, это был несчастный случай. Но если бы я заставила ее надеть жилет, если бы смогла подхватить их вдвоем, она была бы еще жива.
Я не могла заснуть, а потому пошла в кабинет и впервые за полгода открыла ноутбук.
Только представь. Мать, горюющая из-за потери обеих дочерей, пишет вымышленную историю, где обвиняет одну в смерти другой.
Хуже, чем отвратительно. Я понимала это и плакала все время, пока печатала. Но я надеялась, что если я обвиню во всех бедах вымышленного злодея, мне каким-то образом станет легче.
Я написала про смерть Частин. Я написала про смерть Харпер. Я даже вернулась к началу рукописи и добавила мрачных красок, чтобы произведение соответствовало нашей новой угрюмой действительности. И в некотором смысле мне действительно стало немного легче, когда я обвинила вымышленную версию себя.
Я не могу объяснить тебе, как работает разум писателя, Джереми. Особенно писателя, на чью долю выпало больше горя, чем на долю многих других писателей, вместе взятых. Мы способны разделять реальность и вымысел, словно живем в двух мирах, но никогда не в обоих мирах одновременно. Мой реальный мир стал таким ужасным, что в ту ночь я не захотела там оставаться. Поэтому я убежала и до утра писала о еще более ужасном мире. Потому что когда я работала над той автобиографией, я каждый раз испытывала облегчение, закрывая ноутбук. Испытывала облегчение, выходя из кабинета и оставляя за дверью созданное мною зло.
Вот и все. Мне нужно было создать воображаемый мир, еще более страшный, чем реальный. Иначе мне бы захотелось покинуть оба.
Проработав над рукописью всю ночь и все утро, я наконец добралась до последней страницы. Я чувствовала – произведение окончено. Добавить было нечего. И казалось, наш мир тоже подошел к финалу. Конец.
Я распечатала автобиографию и убрала в коробку, решив, что однажды к ней вернусь. Возможно, добавлю эпилог. Возможно, сожгу. В любом случае, я никак не ожидала, что ты ее прочитаешь. Что ты в нее поверишь.
Проведя всю ночь за ноутбуком, я проспала большую часть дня. И когда наконец проснулась, никак не могла найти тебя. Крю уже спал, но тебя наверху не было. Я стояла посреди коридора и гадала, куда ты запропастился, когда услышала звук из кабинета.
Звук исходил от тебя. Не знаю точно, как охарактеризовать этот звук, но он был хуже, чем в дни смерти обеих девочек. Я поспешила в кабинет тебя утешить, но остановилась перед закрытой дверью, потому что в твоих криках слышалась ярость. Что-то ударилось об стену. Я отскочила, не понимая, что происходит.
И тогда я вспомнила про ноутбук. Автобиография была последним открытым документом.
Я распахнула дверь, чтобы объяснить тебе, что ты прочитал. Я никогда не забуду твой взгляд, когда ты стоял и смотрел на меня через комнату. Полное, абсолютное… Страдание.
Не печаль человека, только что узнавшего о гибели своего ребенка. А абсолютное страдание, словно все счастливые воспоминания о нас и нашей семье стирались с каждым новым словом прочитанной тобой рукописи. Они исчезли. И в тебе остались лишь ненависть и разрушение.
Я покачала головой, пытаясь заговорить. Я хотела сказать: «Нет. Джереми, это неправда. Все в порядке, это неправда». Но смогла выдавить лишь испуганное и жалкое «нет».
Через мгновение ты уже тащил меня за горло в спальню. Я ничего не могла сделать, ты зажал мне коленями руки и еще сильнее сдавил горло.
Будь у меня хоть пять секунд. Хоть пять секунд, чтобы объясниться, и я могла бы нас спасти. Я пыталась сказать: «Просто позволь мне объяснить», но не могла дышать.
Не знаю точно, что произошло потом. Я знаю, что отключилась. Возможно, ты испугался, поняв, что чуть меня не убил. Если бы я умерла на той кровати, тебя бы арестовали за убийство. Крю остался бы без отца.
Очнулась я на пассажирском сиденье своего «Рендж-Ровера», ты сидел за рулем. Мой рот был заклеен скотчем, а руки и ноги связаны. Я опять хотела просто объяснить, что ты прочитал неправду – но не могла говорить. Я опустила взгляд и увидела, что не пристегнута. И сразу поняла, какие у тебя планы.
У меня в рукописи было одно предложение – что мне следовало отключить подушки безопасности и въехать в дерево с непристегнутой Харпер, чтобы ее смерть казалась случайностью.
Ты собирался убить меня и выдать все за несчастный случай. Сама того не зная, я описала собственную гибель в двух последних предложениях рукописи. «Так тому и быть. Я просто въеду в дерево».
И тогда я поняла: если тебя заподозрят в убийстве, будет достаточно предоставить рукопись. В случае моей смерти она послужит отличной предсмертной запиской.
Разумеется, мы оба знаем, чем закончилась эта часть истории. Ты развязал мне руки и ноги, посадил меня на водительское сиденье и отправился домой, ждать полицию с сообщением о моей смерти.
Но твой план дал осечку. Не уверена, что испытываю по этому поводу облегчение. Пожалуй, если бы я погибла в той аварии, всем было бы проще – ведь притворяться больной невероятно трудно. Уверена, тебе интересно, зачем я так долго тебя обманывала.
Я почти не помню первый месяц после гибели Харпер. Видимо, меня погрузили в медицинскую кому из-за отека мозга. Но я прекрасно помню день, когда я очнулась. Слава богу, в палате никого не было, и я успела обдумать свои дальнейшие действия.
