– Я слушаю.
– Сегодня, – заговорила Аурелия, глава Легиона Боросов, – на Равнике погибли сотни, а может, и тысячи разумных существ. Подобных актов террора нельзя оставлять без наказания. Трое из нас сделали все, что в их власти, помогая дракону и поощряя его злодеяния. А именно: Теззерет, Довин Баан и Лилиана Весс.
– Но разве Лилиана… – начал было Тейо.
– Весс, – перебил его Ворел, биомант из Ассоциации Симиков, – слишком поздно сменила сторону. Только после того, как послужила непосредственной причиной большей части резни.
– И все трое – мироходцы, – заметил Лазав, глава Дома Димиров. – Нам до них не дотянуться. Но вот вы – вполне сможете.
Такой оборот пришелся Кайе не по душе.
– О чем именно ты просишь?
– Рал Зарек, – внес ясность Огненный Разум, – уже согласился отправиться в погоню за Теззеретом. Враска, тебе в наказание за былые грехи вверяется казнь Довина Баана. А тебе, Кайя, десять гильдий желают проучить убийство Лилианы Весс.
Часть первая. Уцелевшие
Глава вторая. Лилиана Весс
Лилиана Весс, спотыкаясь, ковыляла через трясины Калиго, направляясь примерно туда, где лежал в руинах дом ее детства.
«Потому что – куда тут еще подашься?»
Настала ночь. Низко повисшая над горизонтом луна проливала на землю не слишком много света, и разум Лилианы тоже накрыла тьма. Мысли мешались, путались, превращались в мрачный лабиринт, воистину – в место бедствия…
«Совсем как развалины Площади Десятого Района».
Вспомнилась Равника. Вспомнился собственный шепот: «Убей. Прикончи». Вспомнилось, как она утирала слезы, всем сердцем радуясь, что способна пролить их. Затем ей вспомнилось, как она гонит все чувства прочь: для жалости к самой себе было не время. Чувства… Даже сейчас Лилиана подавляла их без пощады – безжалостно, непреклонно теснила в самую глубину души все самое человеческое, что в ней еще оставалось.
«Спокойно. Чувства тебе сейчас не помощники».
Нет, она не станет делать вид, будто покинула Равнику из чувства вины или стыда. Она ушла, так как оказалась в опасности.
«Да, так оно и было. Инстинкт самосохранения, не более».
Стража и прочие так называемые герои Равники начали уничтожать армию Боласовых Вековечных. Лилиана понимала: вскоре эти герои явятся и за ней – пусть самой подневольной, однако и самой заметной из ближайшего окружения Боласа.
«Им и невдомек, чем Болас меня удерживал. Они не вправе, не вправе притворяться, будто на моем месте поступили бы по-другому».
Во власти минутного непокорства она, точно разозлившаяся девчонка, пнула ближайший камень – и промахнулась. Потеряв равновесие, некромантка крепко ушибла плечо о поникшее дерево. А когда оттолкнулась от него, сучок, зацепившийся за подол, разорвал платье.
«Ну вот, довольна? Платье испортила. Если уж тебе очень нужно над чем-то поплакать, над ним и плачь! Только не смей плакать о…»
Нет. Оправдываться она не станет. Человеческим существом ей быть вовсе не обязательно, но, кто она ни будь, по крайней мере с самой собой, насчет самой себя, Лилиана будет честна. Она сделала выбор, приняла решение убивать по приказу Боласа, дабы спасти свою жизнь.
«Выбор вполне разумный. А то, что он правилен, никто и не говорит».
Лилиана с трудом шагала вперед. Зачем она явилась сюда? О том, как покидала Равнику, помнилось смутно. Сознательного решения отправиться на Доминарию не припоминалось вовсе. Однако в силу каких-то неведомых, необъяснимых причин она вернулась в имение Дома Вессов – туда, где родилась и росла…
«Туда, откуда моя жизнь отправилась в странствие через Девять Преисподних!»
Опершись на поникшее дерево, склонившее ветви к воде, она внезапно обнаружила, что держит в ладони дремлющий Камень Души Боласа, и потрясенно уставилась на него. Гладок, формой подобен яйцу, шелковисто блестит, а цвет… серебряный. Нет, золотой. Различить его цвета не удавалось никак – цвет словно бы менялся, стоило только повернуть камень другой стороной. Вдобавок самоцвет был куда тяжелее, чем мог бы показаться с виду. Прежде он постоянно парил в воздухе, а может, держался на чем-то меж Боласовых рогов. Многие годы Лилиана считала его простым украшением, декоративным элементом, не менее и не более. Как оказалось, с помощью этого камня дракон поглощал Искры, собранные с тел умирающих мироходцев.
«Искры, собранные для него мной».
Но отчего Камень не исчез, не разрушился вместе с драконом? Как он попал к Лилиане? Она совершенно не помнила, чтоб подбирала его там, на Равнике…
«Да и зачем мне было его подбирать? Как сувенир на память о чудесных временах рядом с Николом Боласом?»
Зашвырнуть бы его в болото, да поглубже… вот только сил не осталось даже на это.
«Ну, так разжать руку, и дело с концом. Пусть себе тонет».
Но, разумеется, бросать камень она не стала. Ведь он имел потенциальную ценность, хранил в себе потенциальную мощь, а мощью Лилиана Весс не разбрасывалась. Напротив, копила ее. Все это знали. Все в это верили.
«Кроме разве что Бифштекса».
Нет, Гидеон Джура в это не верил. Он верил… он верил в нее. Или, во всяком случае, в ее задатки. В способность стать не просто идеалом своекорыстия и стремления к власти, репутацию коего она столь деятельно холила, лелеяла и взращивала всем напоказ.
«Разумеется, это доказывает лишь то, что Гидеон Джура глуп. Был глуп».
Но в эту минуту память о нем затмила для Лилианы всё.
«На этот раз, Лилиана, я героем стать не смогу, но ты сможешь», – сказал он.
«Сделай же так, чтобы это не оказалось напрасным», – сказал он.
Все это он сказал, умирая. Умирая, дабы спасти ее жизнь. Лилиана всегда относилась к Гидеоновой вере в нее так цинично… Да что она такого сделала, чем ее заслужила? «И что такого сделал он, чем доказал, что разбирается в чужих характерах?»
Посему – да, после его гибели, после того, как он уже не сумел бы узнать, не окажется ли его смерть напрасной – и чего будет стоить ей – она попыталась почтить его самопожертвование победой над Боласом. Попыталась – и победила.
«Верно, победила. Это сделал не ты, Гидеон. Это сделала я. Никол Болас уничтожен мной, Лилианой Весс. Ты видел, как я одолела его ради тебя, Бифштекс? Видел?»
Сама она в эту минуту не видела перед собой ничего, кроме последней улыбки Гидеона, ужасающей и прекрасной. Разве что его пепел, подхваченный и унесенный ветром после того, как он принял на себя предназначенное ей проклятье. Да, она помнила эту улыбку, помнила пепел, но, хоть убей, не могла вспомнить лица Гидеона – лица человека, которого считала все равно что братом.
«В точности то же и с Джозу. Отчего же я не могу вспомнить их лиц?»
