Не менее важна и просветительская работа. В последние годы в СМИ появляется все больше инструкций по поиску информации о репрессированных родственниках. В 2018 году ко Дню памяти жертв репрессий сразу несколько федеральных изданий опубликовали комментарии на этот счет крупнейших историков, архивистов, сотрудников Музея истории ГУЛАГа.
Стоит ли видеть целью работы «российской метакомиссии» создание некоего аналога «ведомства Гаука» — вопрос не особенно актуальный. Такие институции учреждаются не снизу, а сверху. Куда важнее на данном этапе перемещение всей темы в центр общественного внимания. Для этого программа реформирования режима доступа к архивам и вообще актуальность этого ресурса должна быть, во-первых, внятно прописана (по аналогии с тезисами из предыдущей главы), а во-вторых — включаться в программу партий и политических движений.
Исторические исследования
Исследование «Какое прошлое нужно будущему России» наглядно показало масштаб запроса на развитие инициатив, связанных с местной низовой памятью. Местные власти и активисты могут разрабатывать этот ресурс, ссылаясь на то, что в Москве это становится все более заметной модой.
До последнего времени такие центры памяти образовывались стихийно в качестве частных инициатив и существовали без серьезной финансовой и информационной поддержки. Сегодня в регионах России существует несколько десятков музеев, так или иначе посвященных истории советского террора. Обычно это экспозиции, существующие на базе местных краеведческих музеев или общеобразовательных школ (как упоминавшийся музей в поселке Тугач), но нередко это целиком частные музеи. Лишенный в настоящий момент помещения Музей туристического клуба «Лидер», созданный Иваном Игошиным в якутском поселке Хандыга, существует виртуально, в виде сайта
[497]; музей, основанный Иваном Паникаровым в поселке Ягодное Магаданской области, располагается в его квартире
[498]; Народный музей репрессий в городе Сусуман, экспозицию которого собрал Михаил Шибистый, разместился в городском торговом центре
[499]. Однако в последние годы ситуация меняется. В 2015 году по инициативе московского Музея истории ГУЛАГа эти музеи организовали Ассоциацию музеев памяти
[500], чтобы делиться опытом, проводить общие конференции, вместе искать финансирование и привлекать к своей работе экспертов и СМИ.
На базе некоторых из таких музеев могут существовать целые исследовательские центры. Так, на подмосковном Бутовском полигоне активно действует Мемориальный центр, среди задач которого — подготовка полноценного музея и полной базы данных пострадавших, собрание архива воспоминаний о преследованиях христиан в советское время и изучение международного опыта обустройства «мест памяти». Также Бутово — пример мемориала, вокруг которого существует сложившаяся культура коммеморации со стороны родственников убитых, многие из которых приезжают сюда регулярно.
Такого рода местные музеи и мемориальные центры — одновременно способ пробуждения идентичности местных жителей и локального сообщества и необходимая инфраструктура для оживления темы памяти о гостерроре в масштабах страны и общества. Оба эти условия необходимы для запуска работы «российской метакомиссии».
Популяризация
В октябре 2018 года телекомпания ТВ2 представила документальный фильм «Яр», посвященный истории Колпашевского яра
[501]. В 1979 году в городе Колпашево под Томском Обь размыла берег, обнажив массовое захоронение времен Большого террора. Жители города, среди которых было много ссыльных, были привлечены властями к уничтожению трупов и сокрытию следов преступлений сорокалетней давности. Это первый фильм из запланированной ТВ2 серии «Антропология террора»
[502]. ТВ2, одна из первых негосударственных телекомпаний в России, прекратила свое вещание в 2015 году. Сейчас она работает как интернет-сайт и агентство новостей; деньги на съемку документальных фильмов собираются краудфандингом.
Прошедший в октябре 2017 года в московском офисе общества «Мемориал» медиахакатон (совместный мозговой штурм журналистов популярных столичных СМИ и экспертов «Мемориала») обернулся публикацией полутора десятков материалов об истории репрессий: от энциклопедии репрессий для детей и полуигровых тестов и «карточек» с ответами на самые элементарные вопросы до серьезных интервью и вдумчивых репортажей. Этот опыт показал, что тема истории советского террора — вовсе не нишевая и маргинальная, интересная только узкому кругу интересующихся, что она интересна всем, не имеет возрастного или иного ценза.
Как показывает опыт других стран, важный ресурс популяризации памяти о трудном прошлом — художественная литература и кино. Книги о советском терроре становятся одной из заметных тем современной русской литературы. «Предел забвения» Сергея Лебедева (2010), «Обитель» Захара Прилепина (2014), «Авиатор» Евгения Водолазкина (2016), «Зулейха открывает глаза» и «Дети мои» Гузели Яхиной (2015, 2018), «Восстание» Николая Кононова (2018) — вот только несколько романов последних лет, посвященных этой теме и ставших значимыми культурными событиями. Рано или поздно, когда таких текстов становится много, а к теме формируется устойчивый интерес, подобные книги оказываются литературной основой для фильмов, способных приобщить к теме многомиллионную аудиторию.
Впрочем, как показывает пример Германии, Испании или Японии, для реального изменения интеллектуального климата в масштабах общества тема репрессий должна из высокой литературы перетечь в по-настоящему массовые жанры от комиксов до детективов. Сегодня она там присутствует по большей части в виде книг и фильмов об отважных сподвижниках Сталина, но не о его жертвах. Противоположные примеры есть — можно вспомнить детские книги «Сахарный ребенок» Ольги Громовой, «Сталинский нос» Евгения Ельчина и «Дети ворона» Юлии Яковлевой или проникновение темы в популярную молодежную культуру: «Я ГУЛАГ, а ты Варлам Шаламов» у репера Оксимирона или уже упоминавшийся фильм Юрия Дудя «Колыма — родина нашего страха», ставший едва ли не главным медиасобытием весны 2019 года. Но пока таких примеров сравнительно немного.
