Раньше Люк заполнял эту пустоту. Он не спрашивал ее, хотела ли она света, он просто заполнил им ее разум и душу так, что там не оставалось тьмы. И в отсутствии тьмы не было ни контраста. Ни смысла. Ни правды. Ни самой себя.
Она только знала, как сильно дрожало ее тело, когда Люк заключил ее в свои объятия, возвращая себе обратно. Она смотрела в его глаза, словно сквозь темный щит, через который он не мог проникнуть.
— Джой? — спросил он, при этом его пальцы напряглись на ее руках.
С крайней осторожностью, Джой оттолкнула свет, что пульсировал между ними. Она почувствовала, как связь сжалась в хрупкую нить, и Люк дернулся, мускулы на его голой груди, казалось, перекатываются под загорелой кожей. Зрачки его бледных глаз сузились от шока. Это было так, будто она ударила его, она почувствовала, как удар рикошетом возвращается обратно к ней, так же, как чувствовала боль и радость Люка. Она отклонила его и снова оттолкнула. Пустота вернулась, чтобы поглотить ее; крошечное смертоносное зернышко льда, заронившееся в ее сердце, когда она трансформировалась — когда обнаружила его предательство — уверенно разрасталось вместе с принятым решением.
Она вынудила себя не обращать внимания на ошеломление и неприкрытое замешательство на его лице.
— Это неправильно, Люк, — сказала она. Маленькая частичка Джой была оглушена ледяной холодностью ее голоса. Она высвободила руку из его ослабевших пальцев. — Слишком поздно.
С большого расстояния она наблюдала, как меняется выражение его лица. Не полностью дошло, еще нет.
— Разве ты не понимаешь, Люк? Я знаю, что ты сделал.
Пустота переместилась внутри нее, впервые она собрала свои гнев, страх, обиду в один твердый узел и вытолкала его наружу, по хрупкой нити, что связывала их. Это был внезапный, ослепляющий шок, который ударил его, и Джой пошатнулась, чувствуя отголосок этого на себе.
Он резко, удивленно вскрикнул от боли. Она застыла в его глазах, когда Джой заглянула в них.
— Ты думаешь, все прекрасно, все находится под твоим полным контролем, — тихо сказала она. Выматывающие волны страданий до слез хлестали ее снова и снова, подобно реальным пощечинам. — Ты ошибаешься, Люк. Когда я трансформировалась — когда я спасла твою жизнь — я вырвалась. Я избавилась от твоего влияния. Я поняла, что ты сделал со мной.
Понимание пронзило пустой от шока взгляд Люка.
— Нет, — задохнулся он. Отрицание и первые признаки реакции.
— Да, — Холодность начала таять в жаре гнева. Ослепление, всепоглощающий гнев. Неистовство, соединенное огнем одиночества и страха, подпитываемого потерей за потерей. — Должно быть, это было очень легко для тебя, когда я не знала, что происходит. Легко и удобно — заставить меня забыть все, кроме тебя, — голос, не похожий на ее собственный, раздавался как резкий, чужеродный звук. — Ты допустил одну маленькую ошибку, Люк. Ты недооценил меня. Ты помог мне вырваться на свободу, научив меня тому, кто я есть.
Казалось, что гнев живет своей собственной жизнью, и Джой больше не могла контролировать его, когда попыталась унять колотящееся сердце и острую потребность заставить его осознать свою ошибку. Это полностью поглотило ее так, что все, что она могла видеть, были вспыхивающие искорки в темноте. Это ослепление не позволило ей увидеть внезапную перемену в Люке, момент, когда его удивление уступило место холодной решимости.
— Остановись, Джой, — голос казался таким же далеким, как ее собственный, полностью лишенный эмоций. Джой вскинула голову и проигнорировала его.
— Ты обманывал меня. Вторгался в мой рассудок. Это — единственный способ, который ты знаешь, как форму отношений, Люк? Подчиняя чей—то разум? Не только мой, но и Алана — да, я знаю, что ты проделал то же самое и с ним, Люк. Ты заставил его поверить, что все было в порядке.
— Остановись сейчас же, Джой, — неожиданная вспышка собственной боли, словно железные обручи, сковала ей запястья.
— Ты хотел всосать меня в себя и заставить потерять свою сущность. Ты — трус, проклятый, эгоистичный…
Бессловесный рев заглушил ее слова и жестоко откинул их назад, погружая ее в тишину. Она пришла в себя, как будто ее ударили кулаком. Люк возвышался над ней, выражение его лица было настолько диким, что она отодвинулась от него, внезапно весь ее гнев исчез.
В течение бесконечно долгого момента она колебалась между льдом и огнем, между страхом и вызовом. Был еще крошечный клочок здравомыслия, оставленный в водовороте, в который превратился ее разум, и она в отчаянии ухватилась за него. Другим якорем была боль от пальцев Люка, которые впились в ее руки с несдерживаемой силой.
Его глаза держали ее. Она почувствовала момент, когда он попытался разрушить ее оборону, и нашла в себе силы, чтобы бороться. Она встретила и отразила его нападение, ценой неимоверных усилий вынудила Люка отступить на один шаг назад, пока не достигла того места, где была с ним на равных. Дрожа, она держала границу между ними, все ее тело трясло от изнеможения.
— Нет, Люк, — прошептала она, слишком слабая для проявления какой—либо эмоции, — слишком поздно для этого.
Его руки опустились. Друг от друга их отделяли дюймы, между ними лежала зияющая пропасть. Холодный ветер развеял пепел сердца Джой. В отсутствии света и тьмы Джой отступила от края. Она чувствовала себя опустошенной за пределами пустоты, где ничто не могло тронуть ее. Ничто.
— Почему? — спросила она, наконец, встречаясь с чужим взглядом его глаз. — Почему ты не доверял мне?
Медленно резкие линии его лица разгладились, вся дикая ярость ушла. Она увидела пустоту изнеможения в его глазах, она задохнулась от увеличившейся горечи печали.
— Доверие? — он скривил губу в резкой улыбке. Его взгляд вытянул ее из—за стены каменного безразличия, где она укрывалась. Он отстранился от нее, отодвигаясь и вставая на ноги. Свет от камина купал его голую кожу. Джой глубоко вжалась в диван и закрыла глаза. — Моя мать доверяла моему отцу, — услышала она его очень тихие слова. — Она умерла из—за этого. Потому что он покинул ее.
Полные горечи слова повисли в пространстве, натянутом между ними.
— И ты… ты был напуган, — прошептала Джой, всматриваясь в темноту за своими веками. — Ты не мог рисковать, давая мне право выбора.
— И что бы ты выбрала, Джой? — спросил он. Она услышала его шаги, когда он стал расхаживать перед огнем.
Джой тяжело сглотнула. Она сто раз задавала себе этот вопрос, боясь ответа.
— Это был бы мой выбор. Мой выбор, — пепел погасшего гнева зашевелился. — Ты не имел никакого права…
— Никакого права, — он издал резкое рычание, которое, возможно, было смехом. — Ты помнишь, я пытался предупредить тебя, Джой? Я знал, что происходит между нами. Однажды мы были связаны, не было никакого выбора. Никакого выбора, вообще.
Заставляя себя открыть глаза, Джой ощутила первые лижущие языки новорожденного пламени.
