— Люк? — ее голос был тихим и неуверенным. Она поворачивалась до тех пор, пока не оказалась практически на спине — этого оказалось достаточно, чтобы суметь взглянуть на него из—за плеча, распущенные светлые волосы обрамляли ее лицо. Щеки Джой приобрели здоровый цвет, возможно, они покрылись дополнительным румянцем, возникшем не только лишь от того, что она согрелась. Ее полные губы приоткрылись, темные глаза сфокусировались на нем. — Что… Что произошло?
Осмысленность вопроса развеяла последние опасения Люка. Она опять была в себе, ее кожа была сухой и теплой. С большей скоростью, чем он ожидал, ее тело приняло его тепло и начало свое восстановление. Новое беспокойство, охватившее Люка, не имело никакого отношения к ее здоровью.
Он старался подобрать слова.
— Ты была очень больна, Джой. Гипотермия, — Люк замолк, чтобы она осознала, что он сказал. Ее разрумянившееся лицо резко побледнело. — Тебя нужно было согреть так быстро, насколько это было возможно, — волнение, которое росло в нем при выражении ее лица, сделало его голос грубым с оттенком огорчения. — К сожалению, в подобных случаях лечение включает в себя контакт тела к телу для максимального обогрева. Сейчас, когда ты кое—как пришла в себя, мы сможем одеть тебя в сухую одежду, и я разведу огонь.
Насущные дела облегчили непривычное беспокойство, которое он ощущал под ее испытывающим взглядом. Он стал вылезать из спального мешка, прилагая все усилия, чтобы игнорировать мягкое скольжение ее тела вдоль его, когда она остановила его легчайшим прикосновением. Он замер на полпути.
— Я не понимаю, Люк. Как это случилось? Как я заработала гипотермию? Я не помню ничего, что произошло, — в ее голосе было такое искреннее страдание, что Люку нестерпимо захотелось вернуть ее в свои объятья. Вместо этого, он переместил взгляд на вход в пещеру, где сгущающаяся темнота свидетельствовала о позднем времени.
— Я объясню все позже, Джой, — резко сказал он. — Прямо сейчас необходимо кое—что сделать, чтобы мы смогли находиться здесь до самого утра в относительном комфорте, — он выбрался из мешка и остановился, чтобы подоткнуть его края, убирая пустое пространство, которое ранее занимало его тело. Она пристально разглядывала его.
— Я немного помню снег, — тряхнув головой, она, казалось, наконец—то осознала, что он раздет. Ее глаза скользили по его телу, расширившись, когда достигли определенного места. Люк подавил совершенно не свойственное ему желание прикрыться.
Но в выражении ее глаз не было критики, скорее нечто обратное. Люку очень быстро пришлось снова отвести взгляд.
Отвернувшись, он натянул штаны и рубашку, сброшенные ранее, чувствуя, как она прожигает взглядом его спину.
— Я все еще не понимаю, как умудрилась получить… Почему я не почувствовала наступления? Должны же были быть симптомы, признаки…
Люк резко повернулся к ней лицом.
— Ты можешь возложить ответственность за это на меня, Джой, — почти что прорычал он. Люк взял себя в руки, пытаясь успокоиться и смягчиться. — Я не очень хорошо справился с должностью твоего проводника. Но уверен, что такого фиаско больше не будет, — до того, как она смогла отреагировать, он прошел мимо нее, задержавшись у выхода, чтобы напомнить. — Оставайся в мешке и береги тепло. Позже тебе надо будет немного подвигаться, но пока лежи. Если нужна одежда — моя запасная рубашка и свитер за тобой, остальное должно просохнуть, — он развернулся на сто восемьдесят градусов.
— Куда ты? — крикнула Джой слабым голосом. Он остановился, опершись рукой на холодную каменную стену пещеры у выхода.
— За дровами. Я попытаюсь разжечь небольшой костер у входа, тебе необходима горячая жидкость и как можно быстрее что—нибудь поесть.
Он не остановился снова, когда до него долетели последние слова Джой, прерываемые ветром, который бросал ему снег в лицо.
— Так и знала, что надо было брать мою печку!
Люк исчез, а Джой свернулась калачиком в теплом спальном мешке, размышляя, слышал ли он ее довольно неудачную попытку пошутить. Трудно веселиться, когда только сейчас до нее стало доходить — случилось нечто, очень тревожное. Не только гипотермия, но и кое—что еще.
Она вспомнила свое изумление и как ей трудно было осознать, что его тело прижимается к ней сзади. Потрясение медленно пронизывало ее, а тихие слова, которые он произносил, становились понятными. Не спи, не спи, нежно повторял он снова и снова. Она безоговорочно подчинялась ему. Когда Джой пришла в себя, в полное сознание, первое, что она осмыслила, было то, что Люк определенно возбужден.
Было совершенно невозможно не заметить твердую мужскую плоть, зажатую между их телами. Смущение быстро прошло, и даже до того, как она смогла спросить, что произошло, ее собственное тело ответило на его прикосновения. Прилив желания на мгновение блокировал логику и потребность в ответах. В течение невыносимого момента она была уверена, что он знал, насколько сильно она готова для него, как хочет почувствовать его в себе. Когда она, наконец—то, смогла повернуться к нему лицом, его глаза были столь холодны, что она подавила свои желания и вместо этого перешла к практическим вопросам.
Но даже тогда он оставался равнодушным к происходящему. Джой почувствовала прилив смущения и отчетливого желания снова ощутить его тело рядом со своим. Трудно сказать, какое из чувств было сильнее. Это — всего лишь один из множества моментов, произошедших со дня встречи с Люком Жуводаном, в которые она испытывала замешательство.
Джой заворочалась в мешке, отчетливо ощущая привлекательный мужской запах, которым была пропитана та часть, где он недавно находился. Она прижала нос к подкладке и вдохнула. У нее до сих пор не было полной картины того, что произошло, но она точно знала, что Люк раздел ее и себя не для их обоюдного удовольствия. Он говорил о чем—то опасном, это было понятно даже ей.
Люк разозлился, хотя и непонятно, на кого: на нее или себя. Это была какая—то чрезмерная реакция, подобная многим другим из его настроений: как, например, та его отрешенность от нее после того, как они нашли обломки самолета после крушения. Информация, которую она по крупицам собирала из всего, что узнавала о Люке, стала приобретать смысл. «Совершенно очевидно, что он боялся, только вот чего? Боли и одиночества, если он откроется?» Джой подтянула края мешка, чтобы поплотнее укрыться и нахмурилась. Такое она понимала слишком хорошо.
Затем к ней медленно пришло решение. Не безопасное и логичное, но совершенно ясное и отчетливое. Оно росло в ней с каждым днем, проведенным в пути, и начало выкристаллизовываться у подножья горы, где она оставила покоиться своих родителей. Последние переживания только подкрепили неоспоримую истинность этого решения.
Она спрашивала себя, чего она хочет, и сейчас нашла ответ.
«Она хочет Люка. И это — факт. Касательно всего остального — все это было слишком непривычным, слишком неосознанным. Некоторые вещи она еще не готова принять».
Размышляя над овладевшими ею беспорядочными мыслями, Джой достаточно долго выбиралась из мешка для того, чтобы надеть рубашку и свитер, которые имел в виду Люк, когда указывал в направлении внутренней стены пещеры. Не было никакого нижнего белья или чего—то еще, чтобы прикрыть ноги — Джой чувствовала, что просто плавает в рубашке и свитере, которые спускались ниже бедер. Но это было определенно лучше, чем ничего. Она быстро вернулась назад в мешок.
