Он отравил и свою жизнь. Он боялся этого неизвестного будущего настолько глубоко, что украл часть воли своей спутницы и запер её там, где она не смогла бы её найти. Спрятал так, чтобы она не смогла сделать выбор — оставить его. Выбор, который он не смог бы принять и которым не смел рисковать. Выбор, который сделал его отец и который убил его мать.
Он ударил кулаком по пыльным половицам настолько сильно, что кости соприкоснулись друг с другом со стреляющей болью. Всецело потеряв себя, он испортил в своей жизни то, что должно было принести радость и целостность им обоим. Поскольку знал, что Джой тоже чувствовала это — но не той трезвой рассудительностью, с которой все всегда держала под своим контролем. А той, более глубокой потребностью, в которой не смела признаться самой себе. Той самой потребностью, которая была и у него. В ее сердце и душе была пустота, которую мог наполнить только он.
Так же, как только она могла заполнить его пустоту.
Он услышал тихий звук шагов Коллье и учуял его, прежде чем доктор открыл дверь.
Люк не почувствовал холода, заполнившего комнату, так как был охвачен внутренним холодом, который был сильнее внешнего. Он бесстрастно поднял глаза, когда Коллье закрывал за собой дверь, прислоняясь к ней, чтобы посмотреть на своего молодого друга с кажущегося обманчиво безопасным расстояния в несколько метров.
— Не волнуйся, Алан, — сказал он с натянутой улыбкой. — Я тебя не укушу.
Его тон противоречил словам, однако, казалось, что это достаточно успокоило Коллье; доктор подошел поближе и сел на табурет, ближайший к очагу. Люк сидел в напряженной позе и мучился предчувствием. Коллье, твердил он себе, не был опасен.
— Я договорился о своем транспорте, Люк, — сказал Коллье с осторожным нейтралитетом. — Он подберет меня в обед, — воцарилась выжидающая тишина, Люк только смотрел, и, наконец, Коллье откашлялся и продолжил. — Я не должен был оставаться здесь так надолго, но холодный дождь и туман помешали приземлиться Уолтеру; Джой теперь ничто не угрожает, а мне нужно срочно возвращаться в Лоувелл.
Он снова остановился и переменил позу на табурете, в едва уловимых движениях и подергиваниях его обычно спокойной натуры обнаруживалась некая неловкость.
— Тогда иди, Алан. Я позабочусь о Джой, — голос Люка был резок, но он не мог смягчить его, острота вины, нужды и возмущения затачивали его так, что это причиняло боль горлу. С неторопливым усилием он вспомнил свои долги. — Я говорил прежде, что благодарен тебе и не забуду об этом. Ты спас её, — честность и память о прежней близости заставили его признать то, что безусловно понимал Коллье. — Ты спас нас обоих.
— Она знает? — Коллье спросил настолько быстро, что Люк понял, что этот вопрос был его единственной целью и почему он обращался со своим почти сыном как с непредсказуемым, полуприрученным животным. Которым, мрачно подумал Люк, он и являлся. Не намеренно, Люк обнажил свои зубы в абсолютно невеселом выражении, которое было далеко от человеческого.
— Знает, — полуложь удалась с удивительной непринужденностью. Это был вопрос выживания, и именно дух волка задвинул бесполезную вину. Даже человеческая часть его натуры знала, что в его слове была доля правды. Джой знала — на какое—то мгновение она, действительно, знала.
Коллье почти расслабился, но его глаза были всё еще осторожными и ищущими.
— Она действительно понимает, Люк? Что это будет означать для неё, как это изменит её жизнь? — подавляя желание зарычать, Люк отвернулся, но голос Коллье был неумолим. — У неё должен быть выбор. Ты должен позволить ей выбирать собственную судьбу, Люк. Она не росла, всю жизнь готовясь и надеясь на возможность того, что случилось.
Люк закрыл глаза, как будто это могло отгородить его от слов.
— Ты думаешь, я не могу понять твоих чувств, Люк? — голос пожилого человека стал неожиданно теплым и сочувствующим. — Я действительно знаю. И желал бы не знать. Я хотел так много… — он прервался, когда его голос сорвался, глубоко вдохнул и продолжил. — Даже твоя мать должна была сделать свой собственный выбор.
— И это убило её, — прорычал Люк. Внезапно бомбардировка самоненавистью стала настолько сильной, что только защита должна была направить её на единственную доступную цель. — Ты думаешь, что понимаешь? — он обратил всю силу своего взгляда на Коллье, обнажая зубы в презрении. — Ты ничего не знаешь об этом. Ты хотел женщину, которую не мог иметь — потому что ты не несешь кровь. У неё же вообще не было никакого выбора. Как нет его у меня.
Доктор вздрогнул, отдернувшись в инстинктивной потребности к отступлению. Люк наблюдал, как он медленно откинулся назад, его светло—голубые глаза сузились от медленно просыпающегося гнева.
— Ты боишься, Люк, и поэтому прикрываешься этим самым принуждением, как будто ты недостаточно человек, чтобы управлять им. Но я знаю лучше, — последние четыре слова были словно ударами. — Ты не животное, Люк. Ты не просто существо инстинкта. И она стоит намного большего, чем твои инстинкты сделают из нее — самку, которая продолжит твою родословную и родит твоих детёнышей.
Он преднамеренно использовал этот термин, и тот возымел желаемый эффект.
Люк вскочил на ноги еще прежде, чем успел захотеть сдержаться, и остановился за незначительный миг до того, как собирался в гневе швырнуть своего старого друга через всю комнату. Его пальцы изогнулись в когти, но он удержал руки по швам до тех пор, пока не смог доверять себе, чтобы ответить.
— Проклятье, Коллье. Это не то, что она для меня значит, — он проглотил желчь, которая забила горло и пресекла поток проклятий, которые пробились, чтобы занять свое место. — Она…
Слова не шли. Он резко отвел глаза от выражения на лице старого друга, не в состоянии выносить жалости, которую, как ему показалось, увидел там.
— Ты не можешь вызвать любовь, Люк. Она приходит в свое собственное время и своим собственным способом. Если ты попытаешься вызвать её — если будешь прятаться за меньшее и надеяться, что этого достаточно — то она умрет, прежде чем у неё появится шанс вырасти.
Люк почувствовал руку Коллье на своей руке, но не захотел её сбросить.
— Ты не обязан рассказывать мне, что она значит для тебя. Но не делай ужасной ошибки, разрушая то, что ты, возможно, нашел. Не позволяй своему страху и своей потребности заменить единственную вещь, которая имеет значение.
С преднамеренной невозмутимостью Люк отстранился. Рука Коллье соскользнула. Люк стоял там, абсолютно неподвижно до тех пор, пока волосинки вдоль его шеи не стали лежать ровно, а желание напасть и разорвать было уменьшено до простого подергивания в пальцах. Когда он посмотрел в глаза Коллье, то был почти спокоен.
— Она хочет остаться, Алан, — он услышал ровность тона своего голоса с горьким удовлетворением. — Она хочет остаться со мной по своему собственному желанию.
На сей раз это была полная ложь, и она запечатала ужасную вину за неприступными стенами. Нужда духа—волка, сказал он себе, требовала этого. Но то была полностью человеческая часть его натуры, которая могла так исказить действительность, чтобы подстроить ее под собственные желания. Так же, как он склонил её волю к себе.
