Я никак не ожидала, что после этих слов Мишель подскочит с кресла, схватит меня за руку и потянет за собой. Я поддалась и пошла следом. В конце концов, один раз он меня уже сегодня спас, когда вытянул из кошмара. Это точно был он. Неважно, знает он об этом или нет.
Аня и Питер тоже насторожено пошли за нами, но Мишель остановил их, попросив остаться в гостиной. Вдвоём мы поднялись на второй этаж и подошли к заветной двери. Маленький серебряный ключик заманчиво поблёскивал в покрытой порезами руке Мишеля.
– Наконец-то ты на моей стороне, – загадочно улыбнулся он.
– Только не говори, что сделал бы это раньше, если бы я не относилась к тебе так предвзято.
Он несколько минут повозился с замком, прежде чем дверь поддалась и мучительно жалобно скрипнула. Он тихонько толкнул её, в коридор сразу же вырвался застоялый воздух. Я глубоко вдохнула и сделала неуверенный шаг к зияющей черноте. Мишель чуть сжал мою ладонь, призывая наконец войти внутрь. Меня обдало холодным потом, по спине побежали колючие мурашки. Неизбежность момента истины взволновала меня сильней, чем я предполагала.
– Ты ведь не передумала?
Я помотала головой и шагнула в комнату, которая ещё пока прятала свою истинную сущность в царствующей тьме. По ощущениям это была тесная, душная комната, с закупоренной вентиляцией и плотно задёрнутыми шторами. Половицы здорово скрипели под ногами. Но этот скрип нисколько не напоминал тот, что я слышала ночами. Когда глаза привыкли к мраку, мне стали чудиться невообразимые силуэты. Один силуэт был высоким и скрюченным, он упирался головой в самый потолок, нет, даже выше. Два других, один из которых был ниже второго, застыли почти у самой двери. Послышался ещё скрип. Это Мишель вошёл следом. Судя по шершавому трению, он водил рукой по стене, отыскивая выключатель.
Щёлк.
Тусклый свет от запылённой лампы каким-то образом сумел ослепить меня. Я зажмурилась, а потом распахнула глаза. Зажимая ночами уши от скрипа, который всё равно пробирался в голову, я представляла, что угодно за этой стеной. Что угодно, но только не совершенно пустую комнату с облезлыми обоями и пыльным полом.
– Жаль тебя разочаровывать, но это не камера пыток, не темница с узниками и даже не секретная кладовая. Всего лишь комната, которая не отпиралась много лет.
– Вижу…
Я не спеша прогулялась по комнате, досконально изучая углы и прощупывая стены. Да, комната была покинутой, запущенной и скрипучей. Но при этом она оставалась самой обычной. Наконец, постучав по стене, что граничила с моей комнатой, я сдалась и сползла по ней на пол.
– Вижу, что тут ничего нет. Но почему она заперта?
– Не хочу, чтобы её кто-то занимал. Что в этом странного? – понуро разглядывая потолок, ответил он. – Это была спальня Надда. После его смерти здесь никто не жил.
Я попыталась проследить его взгляд и рассмотрела на осыпающемся потолке внушительное тёмное пятно – след от когда-то торжественно висевшей пышной люстры. Сейчас же там болталась обычная лампа на плохо заизолированном проводе.
– И всё же… Я не понимаю. Не понимаю, Мишель. Не может же быть, что совсем ничего? А скрипы? А видения? И кто-то рылся в моей комнате, пока нас не было. Я же не схожу с ума? Нет? – Я положила лицо на ладони и загрустила. Что ни финал – сплошной тупик.
– Полли… – Мишель, наверное, решил, что я плачу. Он сел рядом и сочувственно потрепал по плечу. – Полли, я наблюдал за тобой – ты живёшь натянутыми нервами. Всё воспринимаешь чересчур остро, слишком близко. И смотришь ты на всё сквозь призму подозрений. Ты душишь сама себя, я вижу, как ты отгрызаешь от себя по кусочку. Так нельзя, ты должна поберечься. Я поэтому и попросил Питера и Аню не тревожить тебя. Ты и сама знаешь, что это старый дом, который любит поскрипеть и попугать своими старческими суставами. Гоняя без конца в голове беспокойные мысли – ты сама материализуешь их. Всё намного проще. Всё всегда на деле оказывается проще. – Он убрал руку и обмяк, навалившись на стену.
– Думаю, ты знаешь, о чём говоришь.
– Хочешь сказать, я сам такой?
– Нет, намного хуже. Я иногда думаю, что ты безумен.
– Мы все по-своему прокляты. Ты вот зеркала не любишь, как я помню.
– Это ты разбил зеркало в моей комнате?
– Я. Хотел сам сознаться, но всё не было подходящего момента… Мне снова кое-что привиделось. Будто что-то внутри зеркала желает навредить тебе. Было темно. Ты мирно спала, не подозревая, что зеркальная поверхность превратилась в воду. Она сочилась оттуда, медленно заполняя комнату и подбираясь к тебе. Я так разозлился, что не придумал ничего лучше, чем разбить его. Может, я действительно безумен? – нервно усмехнулся он.
– Это Надя научила меня видеть в зеркалах то, чего нет. Моя мама была беременна близнецами. Она умерла не во вовремя родов, они с папой попали в аварию по дороге в больницу. Папа легко отделался, а у мамы случилось кровоизлияние в мозг. Когда их доставили в больницу, она уже впала в кому. Её экстренно прооперировали, меня спасли, а вот сестру нет… Папа себя винил, от этого и пить начал. Бабушка всегда его ненавидела, ведь он увёз их в чужую страну. Почему он не оставил в Москве эту старую каргу? Она считала нечестным, что он остался жив, а мама нет. Что я выжила, а сестра – нет. Спустя семь лет после той аварии, судьба всё же настигла папу, и он тоже погиб. Став моим опекуном, Надя продолжила вымещать свою злость уже на мне. Она заставляла часами стоять у зеркала и смотреть на убийцу своей семьи. Говорила, что я тоже виновата. Виновата, что выжила. Самое страшное, что со временем я и правда начинала видеть то, чего там не должно было отражаться… И до сих пор иногда вижу. Будто бы я не я, а мой погибший близнец. Хищно смотрит на меня застывшими глазами и корит за то, что я живу, а она лежит в сырой земле, где её жрут черви. Так Надя всегда и говорила…
– Как подло. Ты никому не рассказывала, как она издевалась над тобой?
– Нет. В обществе она была на хорошем счету. Всех умиляла и трогала история её жизни. А меня считали, как бы это сказать…в общем, странной, замкнутой. Я такой и была, наверное. А однажды случилось то, что особенно повлияло на меня. Мне было двенадцать, я подружилась с новенькой девочкой в классе и как-то раз осталась у неё с ночёвкой, не спросив Надю. Родители одноклассницы всё равно позвонили мне домой, чтобы предупредить бабушку. «Чтобы не волновалась», – сказали они. На самом деле Надя волновалась лишь, как бы я кому не взболтнула лишнего. Когда я вернулась, она схватила меня за волосы и стала таскать по всему дому, выдирая клок за клоком. А потом заперла меня в комнате и сутки не давала даже воды. К чёрту, сказала я тогда себе. В первую же ночь, когда она открыла дверь, я спустилась в гостиную, чтобы позвонить в полицию. Надя не спала, ведьма. Она налетела на меня и стала орать. Я больше не могла оставаться там. Выскочила из дома и побежала прочь. Босиком, в ночной рубашке. В конце улицы располагался небольшой парк, на ночь ворота в него обычно запирали, но я каким-то образом всё равно смогла попасть туда. Не помню, как я упала в пруд, в памяти остались лишь последние мгновения перед тем, как я потеряла сознание. Незабываемые ощущения: лёгкие обжигает холодная вода, ничтожные попытки сделать вдох делают только хуже, и глотка горит огнём, будто её режут скальпелем. Потом мутное осознание смерти и провал. Очнулась я уже в больнице. Врачи толпами ходили ко мне и повторяли, что это уникальнейший случай. Я выжила после десятиминутного пребывания под водой. Из пруда должны были выловить распухший, посиневший труп, а я выжила. Мне каждую ночь снилось, как я снова и снова тону. Я так сильно боялась, что это повторится, что обходила за милю любые водоёмы. А все говорили, что я рождена для чего-то особенного, раз даже смерть надо мной не властна. И я тоже начала верить в это. Но с годами всё больше убеждалась, что всё наоборот. Я должна была умереть. Но почему-то выжила. Это как сбой в матрице, понимаешь? Я выжила, но моё место в жизни уже было стёрто. Поэтому куда бы я не тыкалась, куда бы не устремлялась, я нигде не могу найти его. Потому что его просто не существует. Буквально не существует… Ты первый человек, кому я добровольно рассказываю об этом. Что же происходит, чёрт возьми? Что же происходит…
