В животе невыносимо заныло, все внутренности сжались и заболели. Я отпрянула от окна и вспомнила, что это всего лишь сон. Я сильно-сильно зажмурилась и загадала оказаться где угодно, только не здесь. С закрытыми глазами я услышала, как стены рухнули, подняв до неба густую пыль. Я только и успела подумать, не придавило ли Питера и сразу почувствовала, что больше не стою посреди разгрома разрушенного дома. Открыв глаза, я увидела, что оказалась в подвале. В руках у меня был фонарик, и я опасливо направляла его луч то в одну, то в другую сторону. Под ноги светить боялась, знала, что где-то здесь вырыта глубокая могила. По этой же причине боялась и сделать шаг. Я снова попыталась загадать оказаться в другом месте, как услышала чей-то стон: «Помоги мне, пожалуйста…»
Стиснув зубы, я посветила в могилу. Внизу лежала девушка в белом, чуть перепачканном сырой землёй, саване. Её бледные руки были скрещены на груди, завитки медных волос аккуратно ложились на острые плечи, на голове был венок из увядших цветов. Глаза девушки были широко раскрыты, блеклые очи жалобно смотрели наверх – в мир живых. Она была мертва, я ясно понимала это, как и то, что этой девушкой была бедняжка Люси Брекк. Я снова услышала просьбу о помощи и опустилась на колени. Глаза покойницы не реагировали на свет фонарика, но синие губы чуть заметно двигались. Я села на самый край могилы и, как могла, свесилась вниз. «Люси? Люси Брекк? Как тебе помочь?» Её губы снова зашевелились, но звук выходил не оттуда. Я просто слышала её голос в голове и всё: «Почему я умерла? За что меня убили?» У меня закружилась голова, из носа полилась кровь. Капли, что попадали на её саван, расползались огромными алыми пятнами и прилипали к мёртвому телу. Не помню, что я собиралась ответить, меня снова отвлек её рот. Одна губа вдруг неестественно задралась к носу и из черноты полез её язык. Нет, это был толстый червь, питающийся её внутренностями. Я взвизгнула и попыталась отползти назад, но могила внезапно стала осыпаться. Я свалилась вниз быстрее, чем испугалась. Жгучий холод её тела я чувствовала даже сквозь тёплый свитер и джинсы. Я перевернулась на живот и оказалась лицом к лицу с покойницей. То, что я увидела дальше, вырвало из меня самый истошный крик, что я могла припомнить: в белом саване, со скрещенными на груди руками и с венком на голове уже лежала я сама. Перестав вопить от ужаса, я начала задыхаться – не хватало воздуха. Земля обмякла, и я будто стала проваливаться глубже. Я встала на ноги и попыталась вскарабкаться наверх, но только больше засыпала себя землёй. Вдруг, как символ последней надежды, с края ко мне потянулась чья-то рука. «Хватайся, хватайся!» Я знала кто это, я знала, что он снова вытянет меня. Я подпрыгнула и вцепилась в руку Мишеля и всё тут же прекратилось. Нет, сон не закончился, но могила исчезла. Мишель тоже куда-то пропал.
Теперь я сидела на стуле в центре пустой тёмной комнаты. На каждой стене было по одному большому окну. Дверей в этой комнате не было, поэтому я не знаю, как туда вошла она. «В чём дело, Полли?» – звонко цокая каблуками, строго спросила миссис Беккер. Я попыталась ей ответить, но получилось только промычать, ведь мой рот был заклеен чем-то чёрным и вязким. «Глупышка Полли, нужно было уезжать, пока могла». В руках женщины было ведро с густой чёрной краской, ей она принялась закрашивать окно напротив меня. «Теперь поздно, теперь кошмар выливается из сна. Я предупреждала, помнишь?» В комнате стало темнее. Теперь Беккер направилась к другому окну и стала закрашивать уже его. «Спаси моего мальчика, без меня ему будет совсем одиноко». Вскоре все четыре окна были закрашены, и комната погрузилась в беспросветный мрак. Я не могла пошевелиться. Не могла говорить, не слышала и не видела миссис Беккер. Но чувствовала её тяжёлое присутствие. Вдруг её мёртвая ладонь коснулась моего лица. «В кромешной тьме не бывает теней», – сказала она и положила мне на голову что-то холодное и тяжёлое. Из глаз хлынули ядовитые слёзы, обжигая мне кожу. Я закричала от боли и ужаса, вязкая пелена на губах порвалась. Стало светлее. Теперь стены тряслись и растягивались, трансформируясь то в жёлтую гостиную Нади, то в подвал, то в мою обшарпанную квартирку, которую я снимала до того, как приехать в пансионат. Под таким натиском я упала на колени и закрыла лицо. «Хватит, пожалуйста, перестаньте!» – проорала я. Горло сильно защипало, я кричала по-настоящему. Этот крик вырвал меня из капкана кошмарного сна и вытянул в реальность. В реальность, в которой я, покрытая холодным потом, лежала в своей взмокшей постели. Я так сильно ворочалась, что подушка и одеяло оказались на полу.
Я села на кровать и отдышалась. В окно давно светило полуденное солнце. Почему меня всё ещё никто не разбудил? Я подошла к окну и распахнула его, чтобы прогнать остатки сна. В комнату ворвался освежающий ветерок плавно вступающей в свои права осени. Вчера мы поздно легли, наверное, остальные тоже ещё в постелях.
Я скинула с себя промокший свитер – вчера я так устала, что завалилась спать прямо в одежде. Джинсы перепачканы землёй, под ногтями завидный слой грязи. Я чуть не испугалась, что притащила всё это из сна, но вовремя вспомнила, что вчера мы возились в подвале. А после того, как обошли дом и не обнаружили никого постороннего, пришлось немного прибрать на кухне. Наверное, я там и запачкалась.
Наспех приняв душ, я закуталась в халат, намотала на волосы полотенце и вышла в коридор. В доме по-прежнему было тихо. Я заглянула в соседнюю комнату и убедилась, что Мишель сдержал своё слово и не запер дверь. Желудок сводило от голода, но спускаться вниз одной после вчерашнего совсем не хотелось. Потом ноги сами принесли меня к комнате Ани. Она открыла мне сразу же, словно только стояла и ждала, когда я постучусь. На ней была пижама: голубая маечка на тонких бретельках и совсем короткие шорты. Значит, она тоже проснулась совсем недавно. Правда, в отличие от меня, её кожа светилась свежестью и здоровым сном, в глазах не читалась мучительная усталость от непонимания происходящего, а озорные кудряшки живо подпрыгивали при малейшем движении и не требовали нещадного вычёсывания после сна.
– Привет, Ань.
– Доброе… Добрый день, – улыбнулась она.
– Как спалось?
– Как обычно. – Она пожала плечами и настороженно посмотрела на меня, словно обдумывая, нормально ли спросить, почему я так дерьмово выгляжу.
– Завидую. Можно войти?
Аня бегло осмотрела свою комнату. Потом кивнула и дружелюбно распахнула дверь пошире. «Конечно!»
Её спальня была обставлена в точности, как и моя. Вид из окна тоже не особо отличался. Зато много маленьких, на первый взгляд, незаметных деталей делали её комнату уютной и по-настоящему «девчачьей»: высушенный нарцисс, прикреплённый к зеркалу, потрёпанная «Джейн Эйр» на прикроватной тумбочке, скрученные валиком полотенца пастельных тонов на подоконнике и запах цитрусовых духов.
Я разочарованно охнула, поймав своё измученное отражение в зеркале и присела в кресло. Аня села на край кровати, не решаясь поинтересоваться, какого я к ней заявилась.
И правда? Какого?
– Я на зомби похожа, да? Только посмотри на эти мешки под глазами. Кожа серая, разодранные заусенцы кровоточат. Точно зомби…
