В кабинете надрывался телефон. Отвечать я не спешила, потому что на нём был прикреплён стикер с запиской: «Поговори с бабушкой, Полина, ей скучно в могиле».
– Пошла ты… – сплюнула я и швырнула телефон в стену.
Он не разлетелся – разложился, как если бы дохлую кошку на обочине круглосуточно снимали на камеру, а потом прокрутили в ускоренном режиме процесс её разложения. От таких ассоциаций меня едва не стошнило. Понятия не имею, из какой вселенной ко мне прибывают такие мысли.
В добавок ко всему мне начало казаться, будто в дверь настойчиво барабанят, а за шторой кто-то непременно стоит и колышет её. Благо, я знала, как всё закончить.
Через секунду я опустила рубильник и на меня навалилась благословенная тишина и тёплый мрак. Что я буду делать дальше, думать не пришлось, потому что ещё через секунду кто-то высокий и крепкий поднёс что-то обжигающе холодное к моей шее и зажал рот.
– Не дёргайся, не обижу, – убаюкивающе прошептал мужчина. Лезвие на шее прижималось прямо к пульсу, поэтому мне не очень-то верилось незнакомцу. – Ты здесь одна? Где ОН?
Кого поджидал мужчина в кабинете, я догадалась легко. Вопросы всплывали другие: кто этот человек? Как он пробрался в дом? Зачем ему Мишель? И где этот чёртов блондин пропадает, когда меня пытаются убить все кому не лень?!
– Ты ведь хорошая девочка? Скажи мне, где прячется этот упырь.
Вместо слов из меня выходил только сдавленный писк, не знаю, на что этот человек надеялся. Он понял свою ошибку и убрал мозолистую руку от моего рта. А ещё через мгновенье комнату снова залил яркий свет: мужчина отпустил меня и вернул рубильник на прежнее место. Знал бы он, чем это чревато.
– Итак, принцесса, начнём сначала. Где Лексон?
Апофеоз. Выселение
Я было рванула к двери, но человек предусмотрительно навалился на неё, перегородив мне путь к отступлению. Двигался он плавно и неторопливо, но всё равно сумел опередить меня. Если бы не дурацкое платье, я бы была более проворной.
Чёрный кожаный плащ и такие же перчатки поскрипывали на нём, как первый снег под ногами. Возраст мужчины выдавала только красивая серебряная седина. К остальному пришлось бы усердно приглядеться, чтобы понять, что он пожилой. И тут меня осенило:
– Да я же знаю вас!
– Возможно, – недоверчиво сказал он, покачав ножом, как указательным пальцем.
– Вы… Я видела вас на кладбище.
– Я тоже помню тебя. Ты одна из приспешников этого ублюдка, – в его глазах читалась враждебность. – Нил Хорст моё имя.
– Я всего лишь работаю здесь. Как работала миссис Беккер. Зачем вы…
Он перебил меня, грозно ударив кулаком по двери.
– Не упоминай её имя! Что это за работа такая?! Она вырастила этого мальчика, кормила собой его монстров. А он убил её!
– Мишель её не убивал, я видела медицинское заключение, – удивляясь собственному спокойствию, сказала я. – Сердечный приступ, мистер Хорст. Да, здоровье Дианы подкосил дедушка Мишеля, но она сама приняла решение остаться здесь.
Пока он молчал, я дошла до окна и выглянула за штору. Хотелось увидеть хотя бы Брана. Но за окном была лишь плотная, густая чернота. Ни звезд, ни луны, ни очертаний леса видно не было.
– Господи, да ты совсем как она, – покачав головой, сказал он. – Сколько тебе? Ты ж совсем дитя ещё.
– Я взрослая, мистер Хорст. Нам нужно выключить свет. Тени скоро объявятся.
– Совсем как она… – Теперь он говорил с неподдельным ужасом, у меня мурашки поползли по спине. – Она тоже говорила странные вещи.
– Это вы досаждали нам? Копались в наших вещах, разбили окно, выкопали могилу? Если вы мстите за Беккер, то это глупо. Она любила Мишеля как сына. Что бы она сказала, узнав об этом?
– Я же просил, не упоминай её имя! – Нил Хорст пошёл на меня. – Что ты можешь знать? Она была обманута, навязала сама себе, что виновата в смерти семьи, виновата, что выжила. Вот и уцепилась за мальчишку, как за способ искупления греха. Но тебя то он чем взял? Ты слишком юна для горя.
– «Слишком юна для горя». Вот как? Не знала, что так бывает.
– Мне плевать, девонька, я тебя не спасать сюда пришёл. Просто скажи, где Лексон сейчас?
– Понятия не имею.
За пределами кабинета раздавались звуки, напоминающие треск, когда сверлят стену или выдёргивают гвоздь из деревянной доски. Это было ни в коридоре, ни внизу, ни на улице. Просто где-то за пределами кабинета…
– Я навёл справки про его семью… – он ехидно улыбнулся и облизнул пересохшие губы. – Ты знаешь, что они этим давненько промышляют? Отправляют сюда своих детей.
– Мистер Хорст… Вы ночевали в доме?
Он не услышал и продолжил угрожающе надвигаться на меня. Я отступила ещё на шаг и упёрлась в стол. Теперь оставалось только крепче сжать рукоятку своего клинка.
– Кусочек счастья, понимаешь? Я переехал в этот город, чтобы отхватить и себе кусочек счастья, а через два года познакомился с ней. Я предупреждал Диану, что с парнем что-то не так. История семьи Дюрас началась задолго до того, как они приобрели этот дом. Художник Андре Дюрас был приговорён к казни за то, что вместо портретов рисовал смерти людей, которые через некоторое время сбывались. Точь-в-точь, как на его полотнах. Но под шум надвигающейся революции ему удалось сбежать из Парижа. Его род полон безумцев со страшными талантами, но вместо лечебниц они отправляют своих детей сюда. Поколение за поколением.
Когда он подошёл слишком близко, я подалась вправо, надеясь проскочить мимо него. Но мужчина предостерегающе распахнул плащ, продемонстрировав кожаную кобуру с пистолетом, прикреплённую к поясу.
– Девяносто вторая «Беретта» осечек не даёт, не советую дёргаться, милая.
Я снова упёрлась в стол. Страх порой искажает даже пространство: дверь за спиной Нила казалась теперь маячащей вдалеке точкой. И я точно знала, что никто не распахнёт её и не придёт мне на помощь.
– Мистер Хорст, как долго вы уже в доме? Вы спали здесь?
– Не заговаривай мне зубы! Лучше скажи, где Лексон?
– Тени скоро доберутся и до вас. Давайте вы сделаете два шага назад, уберёте нож, и мы спокойно поговорим?
Он покачал головой и улыбнулся. Улыбка у него в этот миг была острой и опасной, как лезвие ножа, что он занёс над головой.
– Слишком поздно для разговоров. Я прикончу всех, а потом сожгу этот чёртов дом! Только так! Только так!
Я зажмурилась и выставила свой клинок, чтобы защититься от удара. Нил сипло вскрикнул и отскочил в сторону. Открыв глаза, я увидела, что лезвие глубоко полоснуло ему запястье, он истекал кровью. Однако кричал он не от боли – а от неимоверного ужаса. Растопырив руки и выкатив глаза, он таращился мне за спину. Периодически крик прерывался молитвой. Его настиг кошмар. Я никого не видела. Но кого видел он, догадаться было не сложно.
