— Если ты рядом, у меня и так всё хорошо, — погладила она меня по колючей щеке.
— А я? Я жи тожи лядом, — возмутилась Матрёшка у меня на руках.
— И ты, — потрепала она её за пухлую щёчку. — Ты — это даже не обсуждается.
Администратор в фойе смерила нас равнодушным взглядом и демонстративно уткнулась в монитор, не соизволив даже поздороваться. Я покачал головой. Эльвира пожала плечами. А доктор Левинский поднялся нам навстречу радушно, словно увидел близких друзей.
Я всё порывался называть его «господин», а он меня поправлял, что он «доктор». Доктор медицинских наук. Это звание он носил с гордостью.
— Присаживайтесь, Эльвира Алесеевна, присаживайтесь, — суетился он.
Крепко, за руку, поздоровался со мной. Умилился Матрёшкой.
Ему выделили отдельный кабинет. И я заметил, как облегчённо выдохнула Эльвира, что не придётся снова идти в кабинет Когана.
— В общем, я ознакомился со всеми материалами, что мне предоставили по вашему увольнению…
— Моему увольнению? — удивилась она. — Но вы сказали дело касается фонда Пашутина?
— А разве ваше увольнение с ним не связано? — удивился в ответ Левинский.
Кстати, очень приятный оказался дядька. Высокий, худой, немного суетливый, с гривой давно не стриженных, а возможно и нечёсаных, кучерявых волос. Он щурился как человек, что привык носить очки с толстыми линзами, но совсем недавно перешёл на линзы, чем поделился со мной во одной из встреч в Чикаго, а многолетняя привычка осталась.
— Да, конечно, связано, — кивнула Эльвира, — глядя в его прищуренные внимательные, и очень умные глаза. — Но всё же косвенно.
— Не соглашусь, — мягко возразил он. — Центр получил довольно крупную сумму, что была обещана за небольшую услугу, о которой вы знаете.
— Да что там, я же и согласилась её оказать. Соврать. Я своей вины ни в коем случае не умаляю, — вздохнула она.
— У меня встречный вопрос. А вы могли отказаться? — он взял со стола такое знакомое учебное пособие для Папаниколау-теста и вручил Матрёшке.
Когда мы разговаривали с ним первый раз, он сидел дома в Чикаго с двумя внучками, чуть постарше Машки. И я даже не удивился, что он решил Машку занять. Скорее машинально, чем сознательно.
Обрадованная Машка принялась играть новой игрушкой. Эльвира пожала плечами.
— Подозреваю, что нет, — улыбнулся Левинский. — Иначе вам тоже пригрозили бы увольнением или это невольно повлекло бы за собой проблемы. Правда? Ведь вас попросил не просто коллега, а вышестоящее руководство. Это немного другое, Эльвира Алексеевна. Это давление. И я вам больше скажу: за то, чтобы от вас избавиться, господин Пашутин предложил сумму в два раза большую, чем предложил сначала. И хоть ни копейки из этих денег Коган не получил лично, это всё равно должностное преступление.
— Вы хотите его уволить? — нахмурилась она.
Борис Захарович посмотрел на меня, потом многозначительно опустил глаза и встал.
— А это уже не мне решать.
— А кому? — удивилась Эльвира.
— Вам, — он протянул ей руку. — Теперь вы владелица этой клиники, Эльвира Алексеевна.
— Я?! — встала она.
— Павел Викторович предложил. И хоть это не в моих правилах — все тридцать клиник принадлежат мне, — теперь двадцать девять, — улыбнулся он. — Я не смог отказать вашему будущему мужу, скажу вам честно. Тем более мы с вами встречались. Я невольно следил за вашими успехами, видел вашу работу. Считаю, что вы как никто другой достойно поддержите традиции, что сложились в Центре за много лет работы. И мы будем и дальше плодотворно сотрудничать на благо людей и науки. Поздравляю! — пожал он её руку двумя своими.
— Я… — она сглотнула, качая головой. Глаза покраснели от набежавших слёз. — Я правда… не знаю, что сказать, — она посмотрела на меня.
— Ничего и не говорите, — обнял он её по-отечески. Крепко, тепло. Отпустил и махнул рукой на стол. — Павел Викторович, договора я потом заберу. Ваши юристы подписанные экземпляры забрали с собой.
— Да, мне звонили, — пожал я ему руку. — Спасибо, Борис Захарович!
— Вам спасибо! Эльвира Алексеевна, — обернулся он в дверях. — Я позволил себе собрать общее собрание. Так что ждём вас через, — он посмотрел на часы, — пять минут в конференц-зале. Я вас представлю коллективу лично.
— Паш, — покачала она головой, когда дверь за Левинским закрылась. — Ты сумасшедший?
— Да, — прижал я её к себе. — Только не плачь, а то будешь на историческом собрании с размазанными глазами, — приподнял её лицо. — Всё, что я думаю об этом, уже сказал доктор Левинский. Могу добавить только три слова, которыми будет всё сказано.
— Я тоже, — ответила она. — Я тоже тебя люблю.
— До сих пор? — удивился я.
— Всегда.
И косметика всё же потекла.
Неделю спустя...
— Ну что значит не можете выбрать дату свадьбы? Сейчас мы всё сделаем. — Татьяна сняла со стены и положила на стол календарь. — Маша, иди сюда.
— Поекали! Поекали! — подпрыгивала она на руках у Марка.
— Ох, то ли ещё будет, Марк, — Эльвира покосилась на огромный Танин живот и улыбнулась в ответ на его умоляющий взгляд, когда инвалидная коляска послушно зажужжала и подъехала к столу.
У входа стояла большая сумка, собранная для роддома. Вчера мы уже один раз туда съездили. Оказалось, ложная тревога. И вот опять все собрались, готовые в любой момент сорваться. Впрочем, эту неделю, что мы провели в Нью-Йорке, приняв мамино предложение поехать с ней, мы каждый день были начеку.
— Вы что тут уже затеваете? — мама пришла на радостный визг детей из кухни. Вытерев руки, залихватски перекинула через плечо полотенце. Потрепала по голове подбежавшего внука.
— Будем выбирать дату свадьбы, — объяснил ей такой же взмокший, как и Машка, Митька. Да что там Митька, Марк и тот выдохнул и вытер пот, дети его в полном смысле слова укатали, заставляя их возить, кружить и гоняться за ними по квартире.
— Давай, Матрёш, выбирай! — подвинула ей календарь Таня.
— А пачиму я?
— Ну как почему? — улыбнулась Таня. И я, конечно не ждал, что она скажет: потому что ты одна не понимаешь месяцы и даты. — Потому что ты у нас самая главная. Вот как скажешь, так и будет. И не вздумайте ничего менять, — погрозила она мне. — Тыкай пальцем в любую клеточку.
Машка выпятила нижнюю губу. Посмотрела на маму, на меня. И важно ткнула.
— Ну вот! Двадцать шестое июня. Всё, господа присяжные заседатели! Лёд тронулся. Не знаю, о чём вы там столько времени спорили, мы всё решили за две секунды. Дай пять, — протянула она ладошку Машке.
Та радостно по ней стукнула, сползла с колен Марка, рванула к Ба и забралась к той на руки с разбега.
