Валери протянула бабушке упаковку салфеток, которую достала из кармана.
– Спасибо, дорогая, – сказала ей бабушка, взяла одну и высморкалась. – Прости меня, Колин. Я знаю, что ты не любишь, когда люди начинают вокруг тебя суетиться, но ты сам виноват, раз решил умереть именно сегодня. – Она сжала его руку. – Я знаю, что ты слышишь меня, поэтому знай, что мы все любим тебя. Мы тебя любим, и ты свободен. – Она наклонилась и поцеловала его в щеку. – Лети к своим птицам.
После этих слов отец пошевелился – совсем немного, но этого было достаточно, чтобы мы поверили, что он, возможно, действительно нас слышит.
Валери дотронулась до меня. Она хотела, чтобы я что-нибудь сказал.
Но внезапно я осознал, что не знаю, что говорить.
Почему я решил, что смогу словами выразить все то, что он значил для меня?
– Подриг, – прошептала Валери, сморкаясь в салфетку. – Подойди к нему.
Я попытался сглотнуть. Я кивнул. Сделал шаг вперед, и все отошли от кровати, чтобы дать нам немного личного пространства.
Я не мог дышать.
Но я должен попытаться.
Я взял отца за руку и крепко ее сжал. Я пытался почувствовать, здесь ли он, жив ли он еще и слышит ли меня.
Руки его были холодными, но в них еще теплилась жизнь.
И этого оказалось достаточно, чтобы я приободрился.
Я должен был поспешить, так как с каждой секундой времени оставалось все меньше.
– Папа, – начал я, и слезы потекли по моим щекам. – Папа, прости меня.
Я всхлипывал, нос мой горел, грудь сдавило, словно барабан, который готов лопнуть.
– Прости меня. Прости за все. За все без исключения. Мне так много нужно тебе сказать, но времени у меня почти не осталось. Я просто… я всегда хотел быть таким, как ты, папа. Ты всегда был для меня героем. Именно поэтому я начал заниматься птицами, именно поэтому я начал играть в регби. Не только оттого, что ты этого хотел, но и потому, что я хотел быть похожим на тебя. А потом… я не знаю, что случилось с нами. Мы потеряли маму и Клару, а потом потеряли друг друга, и мы больше не были прежними. Но я должен был сильнее бороться за тебя. Я должен был сильнее бороться за нас. Мы часто относимся к членам семьи как к чему-то само собой разумеющемуся. Мы считаем, что они никуда не денутся, что бы ни случилось.
Валери дала мне салфетку, и я вытер слезы, стараясь сделать вдох. Мне становилось все труднее дышать. Горе было безграничным, и оно горело у меня в груди адским огнем. Когда я выдохнул, то дрожал всем телом.
– Но близкие люди уходят. Их так легко потерять. Я чувствовал, что потерял тебя уже давно, когда повернулся к тебе спиной, вместо того чтобы…
Я проглотил болезненный комок, который застрял у меня в горле.
– Я должен был засунуть в задницу гордость и попробовать наладить с тобой отношения. Но я этого не сделал. И об этом я сожалею больше всего. Вот почему я придумал всю эту историю с помолвкой. Я думал, что, возможно, тогда у меня появится второй шанс. Папа, пожалуйста, поверь мне, я знаю, что поступил неправильно, и прошу простить меня за это. Но намерения мои были самыми добрыми. Если бы я знал, что моя затея все лишь испортит. Сейчас я боюсь, что ты меня не слышишь… Я боюсь, что ты меня не простишь. Папа, пожалуйста, прости меня, – прошептал я, положив голову ему на грудь и слушая слабое сердцебиение. Я обнял его. – Пожалуйста, прости. Я люблю тебя. Я так тебя люблю. Я не могу поверить, что это конец.
Я плакал, уткнувшись в его грудь, мои рыдания сотрясали кровать, и я никак не мог успокоиться.
Ничто не сможет меня утешить.
Я услышал, как начал затихать звук сердцебиения и вместе с ним прибор стал пищать реже.
– Подриг, – мягко сказала бабушка.
Один писк.
Один удар.
Потом еще один.
Потом…
Прибор издал бесконечный непрекращающийся писк.
Сердце отца остановилось.
– Он ушел, – сказала она.
Я поднял голову, посмотрел на лицо отца и практически увидел, как жизнь покидает его.
Он ушел.
Я почувствовал, что Валери обняла меня, услышал, как все заплакали, но все, что я сейчас видел, – это лицо отца в момент смерти. Я пытался вспомнить, каким он был в молодости, когда мы были счастливы, когда мама была жива и мы были вместе. У нас был весь мир в руках, мы были одной семьей, когда это было все, что нам было нужно.
Это то, что нужно каждому.
Но сначала ушла мама.
Потом Клара.
Теперь ушел отец.
И огромная черная дыра в моей груди, появившаяся после смерти мамы, стала еще больше – чтобы вместить горе новой утраты.
Еще немного, и эта черная дыра поглотит меня целиком.
Глава 21
Валери
– Ты, должно быть, Валери, – раздался у меня за спиной мужской голос с сильным акцентом.
Я обернулась и увидела высокого загорелого мужчину с длинными волосами, собранными в хвост. В его внешности прослеживалось сходство с Подригом… и Дуэйном Джонсоном. Он, как и все присутствующие здесь сегодня был в костюме. Казалось, что костюм ему мал и он вот-вот вырвется из одежды, словно Халк.
– Да, – ответила я. Его загорелое лицо с белозубой улыбкой было очень привлекательным. – Рискну предположить, что ты играешь с Подригом в одной команде.
– И ты не ошибешься, – сказал он. – Меня зовут Хеми. Хеми Туатиаки.
Он протянул руку, и я ответила на его рукопожатие.
– Рада с тобой познакомиться, Хеми. Я думала, что сегодня придет больше ребят из его команды.
Я оглядела пришедших на похороны. Их было немало – все население Шамблз собралось на кладбище, расположенном рядом с морем, – но почти всем было не меньше семидесяти, они явно давно завязали с регби.
– Не знаю, заметила ли ты, но Подриг не очень общительный. Думаю, я единственный, кто был хорошо знаком с его отцом. Я приношу свои соболезнования.
– Спасибо. Я не так давно познакомилась с его отцом, но он мне очень нравился. – Я сделала глубокий вдох. Я проплакала всю неделю после смерти Колина. И хотя я оплакивала его уход, в основном я плакала из-за Подрига. Его горе казалось безграничным.
– С ним все в порядке? – осторожно спросил Хеми, кивая в сторону Подрига, который стоял у гроба и утешал людей, хотя больше всего в утешении нуждался сам.
Я покачала головой:
– Нет. Это трудно пережить даже при обычных обстоятельствах… – Тут я затихла, так как не была уверена, что могу делиться личными вопросами, но Хеми был другом Подрига, и он пришел сюда сегодня. – Перед смертью Колина они с Подригом поругались. Колин сказал Подригу слова, которые очень его ранили. Подриг хотел помириться с отцом, но не успел…
