– Только пожалуйста, ничего не говорите детям Бауэр. Я расскажу им сама, когда мы все соберемся дома.
Пока в машину садились дети Карен, у меня перехватывало горло, но я старалась вести себя как можно естественнее.
Свернув на подъездную дорожку к дому, я объявила детям:
– Когда войдем в дом, разденьтесь, повесьте куртки, оставьте рюкзаки на застекленной террасе. Аккуратно поставьте обувь вдоль стены и приходите на кухню перекусить. Мне надо поговорить со всеми вами. Нет… ничего плохого не случилось, – я вынудила себя широко улыбнуться, чтобы успокоить их. По лицам я видела, что они расслабились, зная, что их ждет еда и беседа, а не внушение.
Через несколько минут дети уже сидели на своих обычных местах за столом.
– О чем ты хотела поговорить, Дебва? – Эндрю набил рот печеньем с шоколадной крошкой, которое сыпалось у него изо рта на стол.
– Мне звонила Эллен из Управления. Сказала, что сегодня все вы возвращаетесь домой.
Я умолкла в ожидании реакции. Все перестали жевать и уставились на меня. По нахмуренным бровкам и прищуренным глазам я видела: они так же озадачены известием, как и я. Первым подал голос Кайл:
– Сегодня? – Его глаза заблестели, он выпрямился на стуле. Кайра, увидев, как повел себя ее старший брат, тоже заулыбалась.
– Да. Сегодня, – повторила я.
У Ханны широко раскрылись глаза. Отложив свое печенье, она с трудом сглотнула, посмотрела на меня и спросила:
– И я тоже?
Эндрю сидел, почти так же закаменев, как Ханна. Он смотрел, как улыбка на лице сестры сменяется ужасом. Десятимесячная Элли на высоком стульчике гораздо больше интересовалась горкой колечек «Чириос» перед ней и молоком в кружке-непроливашке. Она понятия не имела, куда уезжает.
– Сейчас вы доедите, потом уложим по коробкам все, что сможем взять сегодня. Остальные ваши вещи я привезу в другой день.
Мои дети сначала наблюдали, как маленькие слушатели реагировали на новости, потом перевели взгляды на меня, словно ждали, что я найду чем ободрить Ханну. А я не знала, что ей сказать. Чем ее утешить? Как смягчить ее переезд к родной матери? Я знала: мои родные дети ждали, когда нас в семье снова будет пятеро – но и они всерьез тревожились за Ханну.
Когда печенье было съедено, а стол чисто вытерт от крошек и следов молока, я отправила своих вместе с Элли, Кайлом, Кайрой и Эндрю собирать одежду и игрушки.
– Ханна, пойдем посидим на диване.
Я села рядом с ней и тихо заговорила:
– Я говорила о твоем переезде домой к маме с социальным работником, и она ответила, что тебе придется уехать вместе с другими детьми. У меня нет выбора. Я не могу оставить тебя у нас. Но я обещаю следить, как у тебя идут дела, и УДС тоже будет проверять, чтобы с тобой все было в порядке.
Наш с Ханной негромкий разговор привлек больше внимания, чем если бы я говорила во весь голос. Кайл и Кайра с любопытством выглядывали из-за двери спальни. Мне казалось, их беспокоит скорее то, что скажет мне Ханна, чем то, что скажу ей я. Мать поручила им следить за всем, что говорит кто-либо из них социальным работникам или мне. К счастью, услышать нас они не могли.
– Но я хочу остаться с тобой. Хочу жить здесь. Я не хочу уезжать, – глаза Ханны наполнились слезами.
– Знаю. И мы не хотим, чтобы ты уезжала. Но у меня нет права оставить тебя с нами. Может, потом твоя мама разрешит тебе съездить к нам в гости. С тобой все будет хорошо, – я видела, что моим ободряющим словам она верит не больше, чем я сама.
Через полчаса вещи были собраны, Сэди, Хелен и Чарльз погрузили коробки в машину. Обняв на прощание каждого из Бауэров, они помогли всем пристегнуть ремни безопасности. Ханна сидела как каменная, впереди, рядом со мной. Я то и дело поглядывала на нее, но она не отвечала мне взглядом.
Я просто не могу так поступить.
Ханна заплакала, едва мы выехали на ухабистую проселочную дорогу, ведущую прочь от нашего дома. От ее рыданий разрывалось сердце. Братья и сестры Ханны, даже Элли, сидели сзади тихо. Когда мы свернули на шоссе, Ханна взмолилась: «Пожалуйста, не увози меня!» Она просила об этом шепотом, словно не хотела, чтобы остальные слышали ее. И дрожала, стиснув кулачки и не отрывая рук от сиденья.
Я включила радио и прибавила громкость, чтобы на заднем сиденье не слышали, что я скажу Ханне.
– Я буду приезжать к тебе в гости. Не только к тебе, но и ко всем вам. Часто. С тобой все будет хорошо, – зашептала я.
Господи, что же я делаю?
Чем ближе мы подъезжали к городу, тем сильнее всхлипывала Ханна.
Решение судьи взбесило меня. Я просто не могла с ним смириться. Мне требовалось хоть что-то предпринять. Я свернула на боковую улицу, которая вела к зданию УДС, а не к дому Карен.
Можно приехать туда вместе с детьми и попросить встречи с Эллен. Нам нужен план Б для Ханны.
Я свернула к тротуару на улице возле здания УДС и вышла. Дети выглядели встревоженными. Я объяснила, что вернусь через минуту, отошла от машины и набрала номер УДС.
Пока я ждала, когда мне ответит Эллен, из машины выбралась Ханна.
– Ханна, что ты делаешь? Ты должна сидеть в машине.
Всхлипывая, она подбежала ко мне. Я подхватила ее на руки, она обвила ногами мою талию, закинула руки за шею и уткнулась лицом в грудь. Я едва удержала и ее, и телефон. Она безутешно рыдала.
– Алло, Эллен слушает.
Из-за рыданий Ханны я едва различала ее голос.
– Эллен, это Деб Мерк. Я с детьми. Как раз везла их к Карен, но у Ханны случилась истерика. Она перепугана, – у меня сорвался голос, слезы потекли по лицу. – Я просто не могу отвезти ее в таком состоянии. Пожалуйста, нельзя ли что-нибудь придумать для нее?
– Сейчас это не в моих силах. Судья вынес решение, вы должны отвезти всех детей домой. Отвезите ее, а мы будем осуществлять надзор. Понимаю, это не лучший выход для Ханны, но я позабочусь о домашних инспекциях и прослежу, чтобы с ней все было хорошо. Вам придется сделать, как сказано, Деб.
Ханна цеплялась за меня так, что я едва могла дышать. Остальные дети смотрели на нас в окна машины.
Мне в голову ударила паника такой силы, с какой я прежде никогда не сталкивалась. А я-то считала себя рассудительным человеком. Уравновешенным. Собранным. Но теперь мне казалось, что я очутилась в отчаянном положении, где речь идет о жизни и смерти. И я ляпнула невероятное:
– А если я увезу ее из штата или из страны? Что тогда?
Эллен заговорила отчетливо, с расстановкой:
– Дебра, вам предъявят обвинение в похищении ребенка. Подумайте о своей семье. Не делайте глупостей.
Именно в такой оплеухе я нуждалась, чтобы вернуться к действительности. Что я могу поделать? На стороне Ханны больше никого. Не к кому обратиться. Никто не волен изменить курс, которому мы обречены следовать.
