– Ну, скажем, что, если я привезу их сюда и сложу в гараже? Потом я могла бы их перебрать, увезти кое-что ее детям. Может, они им нужны, – я объясняла все это и не верила своим ушам. Казалось, Бог вкладывает в мои уста эти слова прямо перед тем, как они прозвучат.
Эл уставился на меня, его лицо застыло, стало холодным как камень. Его молчание было красноречивее любых слов. Я не винила его. Но я чувствовала, что Господь подталкивает меня к этому решению так же, как когда я ответила на первый звонок Карен из тюрьмы. Не я предложила служить ей таким образом – это был зов Иисуса. Похоже, Ему нравится моя добровольная помощь.
Я ответила Элу таким же пристальным взглядом. Это было противоборство, хоть и беззлобное. Эл покачал головой.
– Делай, что считаешь нужным, – он повернулся, чтобы выйти из кухни. – Ужин скоро?
Мне не хотелось признавать это, но, кажется, Бог ответил на мои молитвы. Я спрашивала, что мне делать, и Он сказал мне. Мне привезут целый контейнер вещей Карен, и… что потом? Что потом? И вообще, сколько их? Я не спросила Рене, насколько велик контейнер и полностью ли он забит. Сколько вообще могло быть вещей у Карен? И где мне взять время, чтобы перебрать их?
Я вовсю готовилась к национальному конкурсу «Миссис Интернешнл» в Техасе, и мне предстояло думать лишь о поездке. Я же все-таки «Миссис Вайоминг» – значит, должна соответствовать! Да и еще работа, семья, подопечные… Может, принять вещи и сложить их в дальний угол гаража, пока не решу, что с ними делать? Но тогда возникала другая проблема. Как объяснить моим детям, которые все еще злятся и страдают из-за убийства Ханны, откуда взялись чужие вещи в нашем гараже?
На следующий день я позвонила по номеру, который дала мне Рене, и договорилась насчет доставки. Эл был на работе, дети в школе, когда приехал знакомый Рене на своем пикапе. Как раз вовремя. Я еще успевала закинуть мешки в гараж, за нашу лодку, в надежде, что там дети их не заметят.
– Куда выгружать? – угрюмо спросил хозяин пикапа, надевая поношенные рабочие перчатки.
– Сюда, на подъездную дорожку.
Он хлопнул в ладоши.
– Ну, начали!
Кузов пикапа до краев заполняли черные мусорные пакеты. Пятнадцать, а то и двадцать. Забравшись в кузов, хозяин пикапа стал сбрасывать их на дорожку один за другим.
Шмяк! Шмяк! Шмяк! Пакеты падали на бетон, я отволакивала их в гараж. Вещей оказалось гораздо больше, чем я опасалась увидеть. Зачем только Бог дернул меня за язык и велел сказать, что я возьму их на хранение?
Выбросив из кузова последний пакет, хозяин пикапа сел в кабину и уехал раньше, чем я успела его поблагодарить. Колеса подняли клубы пыли по всему проселку. Я окинула взглядом гору пакетов, занявших половину пола в гараже. И поняла, что на них уйдет уйма времени. Замаскировать их невозможно. Их ничем не прикроешь. Нигде не спрячешь. Их много. Слишком много.
Эл и дети скажут, что я спятила. И, наверное, будут правы.
Дети обнаружили пакеты уже через несколько дней. Я постаралась объясниться, как только смогла, но их гнев, обращенный на Карен, вспыхнул вновь, как и недовольство мной – за поездки к ней и помощь. Я сопереживала им, но при поддержке Эла стояла на своем.
Спустя несколько дней меня удивил звонок из полиции: нас с Элом просили подъехать в участок и ответить на несколько вопросов. Мы согласились.
О чем нас будут спрашивать? Что мы можем сказать полиции? Карен уже призналась в убийстве Ханны. Как еще пролить свет на то, о чем им уже известно?
Но мы все равно считали своим долгом побеседовать с полицейскими, если они об этом просят. И вместе с тем чувствовали себя беспомощными. А вдруг меня спросят, что Карен сказала мне при нашей первой встрече в тюрьме? Может, наймем адвоката? Но нет, мы отказались от этой мысли.
В вестибюле полицейского участка нас встретил детектив Марш в штатском – серовато-белой тенниске и темно-серых брюках хаки. Полицейский жетон блистал на ремне. Держался детектив так же непринужденно и приветливо, как и выглядел.
– Спасибо, что согласились приехать. Понимаю, вам сейчас нелегко. Ведь дети Бауэр, насколько мне известно, некоторое время жили в вашем доме…
Он провел нас в комнату, где стояло несколько столов и стульев. Двое мужчин и женщина работали, сидя за столами. Придвинув мне стул, детектив указал на другой стул Элу.
– Садитесь. Хотите воды?
Мы покачали головами, надеясь, что не задержимся здесь надолго.
Детектив Марш подкатился на стуле к столу и сел на сиденье боком, закинув одну руку за спинку: он словно старался принять как можно более расслабленную позу, чтобы не внушать нам робость. Еще один мужчина подошел к нашему столу и сел рядом с Элом.
– Давно вы стали патронатной семьей? – задал первый вопрос детектив Марш.
– Лет шестнадцать назад, кажется, – я посмотрела на Эла, чтобы он подтвердил мои слова.
– Да, думаю, с тех пор уже шестнадцать лет прошло, – кивнул Эл.
– Дети Бауэр долго пробыли в вашем доме?
– Месяцев десять или одиннадцать, – ответила я, и Эл согласно кивнул.
– Вам известно что-нибудь об их отцах?
Незнакомый мужчина рядом с Элом склонил голову набок, в напряжении ожидая ответа.
– Нет, я виделась мельком только с одним из них, – сказала я. – С отцом Ханны.
Наш слушатель наконец представился детективом. И в свою очередь спросил, что происходило, когда суд вынес решение вернуть детей матери, и после этого события. Спросил, видели ли мы Ханну в этот период.
Внезапно я разозлилась. Нашли время спрашивать! А сколько раз я звонила в УДС, беспокоясь за Ханну? Если бы хоть кто-нибудь выслушал меня тогда и расспросил, сейчас мы бы здесь не сидели! И Ханна была бы жива и здорова! Я попыталась взять себя в руки, понимая, что полиция ни в чем не виновата.
Я объяснила, что много раз звонила в УДС и выражала обеспокоенность после того, как детей вернули домой. Там неизменно отвечали, что их регулярно навещают – всех, в том числе и Ханну, и что у них все хорошо.
– Насколько я понимаю, вы встречались с Карен в тюрьме. Вы не могли бы рассказать, о чем вы с ней говорили? – спросил детектив Марш.
– Нет, я считаю, что не вправе это разглашать, – ответила я. – Разговоры со мной, как ее духовной наставницей, были конфиденциальными.
Я полагала, что мне понадобится консультация юриста, прежде чем я смогу поделиться этой информацией.
Я знала, что Карен во всем созналась полиции тем же вечером, когда нашли тело Ханны, и поэтому считала, что мое свидетельство им ни к чему. И вспоминала услышанные от одного мудрого человека слова: «Если не знаешь, что делать, ничего не делай, пока не узнаешь». И я ничего не делала и не говорила, поскольку пока не имела ни четкого представления о происходящем, ни указаний от адвоката или от Бога.
