– Да. И… я просила прощения у родителей.
– И что же они сказали?
– Мама подтвердила, что да, она меня простила, хотя ей понадобилось для этого немало времени. Отец сказал, что «все уже в прошлом», и мне показалось, так он выразил прощение. Но я не уверена. Слово «простить» он не произносил. А вот у моих детей просить прощения мне еще только предстоит. Понадобится больше времени. У них впереди еще большой душевный труд. Я верю: Бог говорил мне, что придет и это время. Я подожду и увижу.
– Бог хорошо потрудился над вашим сердцем за эти тринадцать лет. Я так рада за вас! Господь благ. Он никогда не бросит вас и не отречется от вас. Вы уже ощущаете на себе силу прощения. Он избавляет от ненависти, гнева, скорби, раскаяния. И там, где раньше не было ничего, кроме сердечных мук и ожесточения, будет радость, – я крепко обняла ее, и она ответила мне тем же.
– Есть еще один человек, у которого мне надо попросить прощения, – шепнула Карен.
– Кто он? – тоже шепотом откликнулась я.
Наши взгляды встретились, как часто бывало, когда мы высказывали вслух правду. Казалось, это наш способ заглянуть друг другу в душу.
– Вы.
– Я?
Я ошеломленно выпрямилась.
– Да. Вы любили Ханну. Вы дважды спрашивали меня, нельзя ли ей остаться с вами, пока я не наведу порядок в своей жизни. Если бы я не повела себя как эгоистка и оставила бы ее у вас, сейчас она была бы жива, дети жили бы со мной, мне не пришлось бы отбывать пожизненный срок. Поэтому я спрошу вас сейчас: вы простите меня?
Я в смятении вздохнула и придвинулась к ней.
Она в слезах смотрела на меня, прикусив нижнюю губу, и ждала ответа. В ее глазах была надежда.
– Уже простила, – шепнула я, глядя ей прямо в глаза.
Карен закрыла лицо ладонями и расплакалась. С ней вместе плакала и я – в благодарность за то, что Господь сотворил с ее сердцем.
Сколько же слез мы пролили за единственное свидание! Слез скорби и утраты, раскаяния и прощения!
– Спасибо вам, – Карен кивнула, услышав то, что хотела.
Мы обе проделали долгий путь. Наша жизнь могла сложиться совершенно иначе. Где очутились бы мы обе, не покорись я Святому Духу, призывающему меня ответить на звонок Карен по желтому телефону много лет назад? Что было бы, если бы я не повиновалась Господу и не ответила на Его призыв – навестить Карен? Что, если бы я не поделилась с ней любовью и надеждой Бога и обещанием новой жизни в Нем? Кем бы она стала?
А кем стала бы я? Если бы я не предалась воле Божьей, каким путем я могла бы пойти?
Спохватившись, я взглянула на часы. Мы с Карен проговорили больше двух часов. Мне требовалось вернуться домой до темноты.
– Прежде чем вы уйдете… можно еще попросить? – Карен снова придвинулась ко мне, не переставая крутить пальцы, как делала всегда, когда нервничала.
Какая просьба может оказаться труднее той, которую она уже высказала?
– У меня много снимков детей, которые вы посылали мне за эти годы, но нет ни одной фотографии Ханны. Попросить об этом родителей я не могу. Вообще никого не могу, кроме вас. Я знаю, у вас есть несколько ее фотографий. И я прошу потому, что начинаю забывать, как она выглядела. А я не хочу забывать ее, – лицо Карен было искренним и смиренным.
Я понимала: ей нужно видеть личико Ханны – и помнить ребенка, жизнь которого она оборвала. Сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула, я снова посмотрела ей в глаза. Она встретила мой взгляд, потом уставилась на свои руки. Боже, что мне делать? Я не ожидала, что Карен попросит у меня прощения или помощи с фотографией Ханны. Слишком о многом надо было подумать. Мы столько лет не упоминали о Ханне, а это свидание, кажется, перевело наше общение на совершенно новый уровень.
Мы молчали. Прошло несколько минут, Карен заерзала на стуле, а я ждала наставлений Бога.
Наконец я разняла скрещенные руки.
– Ладно, я заключу с вами сделку. Я хочу, чтобы следующие несколько недель вы думали и молились о получении фотографии Ханны. А потом, если у вас не пропадет желание обратиться ко мне с просьбой прислать ее снимок, напишите мне письмо и попросите об этом. Я хочу, чтобы в письме вы написали, что именно вы обращаетесь ко мне с этой просьбой, что вы молились об этом и готовы принять снимок. Не хватало еще, чтобы вы получили фотографию Ханны и от скорби с вами случился нервный срыв. Тогда вам понадобится помощь психолога или другого специалиста, и первое, о чем вас спросят: «Зачем какой-то жестокий человек прислал вам фотографию Ханны? Как это подло!» Я хочу убедиться, что вам хватило времени подготовиться. Письмо должно доказать мне и, вероятно, всем прочим, что вы все продумали и отдаете себе отчет в своей просьбе.
Карен коротко усмехнулась. Напряжение оставило ее сразу же, как только я принялась излагать свои доводы.
– Я напишу письмо – я же понимаю, почему вы беспокоитесь. Думаю, я готова получить ее снимок. Не хочу забыть ее. Хочу видеть ее лицо.
Да, Карен уже была духовно взрослой. Наш уровень общения и честности превзошел мои ожидания. Поистине, Бог присутствовал при наших свиданиях долгие годы, и определенно был с нами в тот день.
Как обычно, мы закончили свидание молитвой. На этот раз мы вознесли особую молитву за каждого из наших детей – просто как матери, прося Бога обратиться сердцем к нашим детям. Мы ушли далеко от положения патронатной матери и жестокой матери. Слова о прощении прозвучали: просьба простить – согласие простить – принятие прощения. И вместе с ним исцеляющая сила и надежда вошли в наши сердца.
Я понимала: ей нужно видеть личико Ханны – и помнить ребенка, жизнь которого она оборвала
За прошедшие тринадцать лет в разные моменты, особенно в первые годы, я уходила после свиданий с Карен в глубоком смятении и все спрашивала у Бога: зачем Он призвал в историю Карен меня? Неужели у Него имелись замыслы и планы для Карен – после всего, что она натворила? Жестокость к ребенку неприемлема! Для нее нет доводов. Нет законных оправданий. Идеальных матерей не существует, но каким может быть искупление вины для женщины, которая забила собственного ребенка до смерти? Я осуждала ее. Мне известно, что в Послании к Римлянам (Рим 3:23) Бог говорит: «Потому что все согрешили и лишены славы Божией». Но… для большинства людей это преступление – не просто грех. Как можно простить такое? И все же… оно было прощено. Бог простил его. И я простила.
«Свобода в тюрьме» – противоречивое выражение. Можно ли быть свободным в режимном учреждении, где охрана следит за каждым твоим шагом? И эта свобода… что она значит? Свободу от последствий преступления? Нет. Свободу от вечных гибельных последствий греха? Да. Свободу являть в своих делах и мыслях свободу во Христе? Да.
Все ли выберут такую свободу, когда Бог предложит предать себя Его воле? Увы, нет.
Так что мы с Карен ходим в свободе, а другие – возможно, все еще в рабстве, в тюрьмах с невидимыми решетками, где они ограничены непрощением, ожесточением и осуждением.
