– Я беременна, – и Кортни расплакалась.
Я не шелохнулась. Просто не могла. Я едва дышала. К такому я оказалась не готова. Кортни всхлипывала, а я знала только, что надо обнять ее. И молчала. Пришлось мысленно дать себе оплеуху и велеть очнуться. Призови на помощь голову, Деб, а не сердце. Говорить сердцем я бы сейчас и не смогла – оно вновь было разбито.
В состоянии шока я спросила:
– Кто отец?
Ответ меня не удивил. Я уже предостерегала Кортни, ввела правила, запретила двоим оставаться наедине в нашем доме. Но, как и многие из нас, она не вняла предостережениям и не стала следовать правилам. И теперь ждала ребенка.
Сколько еще, Господи? Сколько еще предстоит, прежде чем в нашей семье больше не будет сердечных мук? Моя безмолвная молитва к небесам была полна отчаяния. Смогу ли я когда-нибудь сказать: «Я отмучилась свое»?
И в тот же момент я узнала ответ.
Нет.
Жизнь в этом мире продолжается с ее испытаниями, взлетами и падениями, независимо от того, готовы мы к ним или нет. Смирение – не тот урок, который усваивается раз и навсегда. Это выбор, который мы учимся делать раз за разом, пока он не становится непроизвольным, а на это может уйти вся жизнь. Испытания не закончить, это не школа, мы не выходим на пенсию в сфере духовного роста. Я знала, что дело не в бессердечии или жестокости Бога – совсем напротив. Бог до сих пор занят приведением меня в соответствие образу Его Сына. Как слово Божье гласит в Послании к Филиппийцам (Флп 1:6): «Будучи уверен в том, что начавший в вас доброе дело будет совершать (его) даже до дня Иисуса Христа».
Бог продолжает свою работу во мне – работу, которую не закончит, пока я не шагну в вечность. Неуклонно призывая меня предать мою волю Его воле, Он осуществляет свои планы на всю мою оставшуюся жизнь. И я вольна сделать выбор и поступать так охотно и безропотно, с благодарностью в сердце, – и тогда у меня будет возможность наблюдать за Его милостью, действующей самым невероятным образом.
Задаваться следовало не вопросом «сколько еще, Господи?». Единственный вопрос, который следовало задать: куда нам надлежит смотреть, чтобы получить помощь, необходимую нам в испытаниях? Я уже знала ответ. Смотреть некуда, кроме как на моего Господа. Значит, в новом испытании с Кортни мы с Элом будем спрашивать совета у Бога, предавать себя Его воле и препоручать дело Его рукам. Я понимала: это будет нелегко, но другого пути нет.
Я дала Кортни выплакаться, дождалась, когда она будет в состоянии смотреть на меня. Она твердила:
– Прости, мама, я так виновата.
– Да уж, – только это я и могла сказать.
– Я просила Бога простить меня. Ты меня простишь? – сквозь слезы выговорила она.
– Я знаю, что Бог тебя простит. И да, я тоже.
Но прощение не устраняет последствий. А я знала, что теперь моей дочери придется всю жизнь иметь дело с ними. И мне придется. И Элу. И в самом ближайшем времени! Нескольких вопросов к Кортни хватило, чтобы понять: ребенок появится всего через два месяца! Кортни ловко прятала от нас свой живот под мешковатыми толстовками. Мой дух был подавлен. Слишком поздно. Мы оба устали, а завтра предстоял будний день. И мы решили поспать, а с папой поговорить следующим вечером.
Известие потрясло Эла, когда Кортни во всем ему призналась. Увидев выражение его лица, я заплакала. Мы возлагали на дочь столько надежд. Мы сделали все, что было в наших силах, чтобы правильно воспитывать ее, растить в любви, в поддержке, в сознании, что Бог любит ее и что у Него есть замысел для ее жизни. Пока росли мои дети, я учила их не возлагать всю веру на нас, своих родителей: мы могли подвести их. Невольно, но могли. Вместо этого я призывала детей доверять Иисусу. Тому, кто не подведет их никогда. Неужели мы подвели Кортни?
Разве не об этом в первую очередь думают родители – что мы сделали не так?
Позднее в тот же день я молилась Богу, узнав от Кортни, что она с самого начала приняла решение не делать аборт. Я сказала, что горжусь ею за то, что она сделала выбор в пользу жизни, а не повторила мою ошибку: я аборт в свои семнадцать сделала. Мы согласились обсудить вопросы воспитания или усыновления. Последнее казалось мне наилучшим выходом, но я понимала, что Кортни нужно поговорить об этом ключевом моменте еще с кем-нибудь, помимо Эла и меня. Это жизненно важное решение могла принять только она одна, и я немедленно смирилась с ним, предала себя воле Господа. Ребенок, которого она носит – ее ребенок. Ни я, ни еще кто-нибудь не может и не должен принимать такое решение за нее. Это ей придется расплачиваться за свой выбор.
Разве не об этом в первую очередь думают родители – что мы сделали не так?
Когда мы сообщили нашим старшим детям о том, что в семье ожидается прибавление, их реакция стала сложной смесью чувств – любви, разочарования, горя, гнева, нежности и беспокойства. Все были в состоянии стресса, неловкость и негодование окутали наших близких уродливым туманом. Решение Кортни насчет усыновления или воспитания ребенка должно было существенно отразиться на отношениях с нашими старшими детьми. Я обнаружила, что меня затягивают отчаяние, скорбь и чувство потери. Горе было так велико, как будто вновь умерла Ханна. Что-то умерло во мне. В моей семье царило смятение; казалось, мечты о спасении Кортни от ужасной судьбы разбились вдребезги.
Я вспоминала, как сама росла на юге Калифорнии. Мне нравилось бывать на пляже. Однажды я несколько часов возводила огромный замок из песка, как вдруг откуда ни возьмись явились хулиганы и с хохотом растоптали результат моего упорного труда. Я перепугалась и была в отчаянии. Вот и теперь меня не покидало ощущение, будто бы некое зло растоптало замок, в строительство которого я вложила столько труда. И не только с Кортни, но и со всей моей семьей. Разлад в ней разбивал мне сердце.
С невероятным трудом я смогла позвонить Терри Уиншип в кризисный центр «Истинная забота», бывший Центр помощи при нежелательной беременности, который я некогда возглавляла. В годы моего руководства Терри была психологом-волонтером, а теперь – директором центра. За десять лет руководства я поддержала многих женщин, столкнувшихся с нежелательной беременностью, в том числе и девочек-подростков. А теперь пришла моя очередь смиренно обращаться за такой поддержкой. Теперь моя дочь шла по этому трудному пути. Терри отнеслась ко мне ласково, ободрила, и я была ей благодарна. Я записала Кортни на прием, чтобы ее беременность подтвердили с помощью тестов и УЗИ.
В день приема, когда я смотрела, как уже довольно развитый плод движется в матке моей юной дочери, меня поразила реальность: в ней существует новая жизнь! Осознание нахлынуло, как приливная волна. Кортни взглянула на меня опустошенным взглядом. Пока дочь одевалась, психолог провела меня в приемную. Во мне бушевал вулкан, но внешне я оставалась бесстрастной.
– Для матери, которая только что обо всем узнала, вы на удивление спокойны, – заметила женщина, идущая рядом.
Я медленно подняла голову, взглянула на нее и сказала:
