Тот первый урок – несложное скольжение по крошечной волне – привил мне любовь к серфингу. Дилан, стоя сзади, тихо подбадривал меня – «Так держать, молодец, согни колени», – и от его похвалы у меня вырастали крылья, я чувствовала себя королевой серфинга. Над головой простиралось хмурое небо; вокруг, куда ни глянь, океан со своими тайнами и секретами; под ногами у меня доска, вода холодная, пальцы заледенели.
Волна иссякла на дальнем конце бухты.
– Есть хочешь? – спросил Дилан.
Я готова была голыми руками поймать рыбу и тут же запихнуть ее в рот, но мне не хотелось прекращать занятие.
– Немного.
– Устала?
– Да, – призналась я.
– По-моему, Джози принесла нам завтрак. – Он помахал в сторону берега, где моя сестра, расстелив одеяло, прижала его к земле корзиной со снедью, которую она принесла из кухни. Она помахала в ответ и затем подбоченилась.
Мы подгребли к ней, я выбралась на берег, схватила кусок сыра и принялась жадно его поглощать, еще не дойдя до палатки, чтобы взять худи. Нырнув в относительное тепло палатки, я нашла свой свитер с капюшоном, натянула его на себя и, перестав дрожать, снова выбралась под открытое небо.
Джози, сложив на груди руки, свирепо смотрела на Дилана.
– Значит, ее ты учил, а меня – нет?
Дилан опустился на одеяло, вынимая из корзины виноград, хлеб и сыр, что она принесла.
– Тебя здесь не было. Спала у себя в комнате?
Джози сердито передернула плечами.
– Я вас не нашла, а было темно, и я пошла спать к себе.
– Эй, эй, мы не хотели тебя обидеть. – Дилан встал на колени, потирая ей спину. Она в ярости рванулась от него.
Дилан примиряюще выставил перед собой ладони.
– Что-нибудь случилось?
– Ничего. – Джози, угловатая, сплошь острые коленки и локти, бухнулась на одеяло. – Просто я зла на вас. Я ведь тоже хочу научиться серфингу.
Дилан с минуту смотрел на нее. Я сидела рядом, и он обнял меня одной рукой.
– Ешь, малышка.
Но меня не надо было уговаривать. Казалось, что в животе у меня зияет дыра, и я жевала, жевала без остановки. Джози взглядом метала громы и молнии, главным образом, в мою сторону, но я не обращала на нее внимания, чувствуя, как кровь во мне колышется в такт волнам. Я наблюдала, как они перекатываются: маленькая, маленькая, маленькая, большая. Маленькая, маленькая, большая. Маленькая, маленькая, маленькая, большая. Большая. Очень большая.
– Джози, это так классно, – произнесла я, и что-то во мне успокоилось. – Тебе понравится.
– Если б я знала, что ты будешь давать уроки, я была бы здесь. – В голосе ее стояли слезы. – Но меня же никто не предупредил.
И она заплакала. Съежилась в комочек, обхватив голову тощими руками. Длинные волосы рассыпались по ней, укрывая ее словно одеялом. Только коленки острые торчали.
– Не переживай, Кузнечик, – сказал Дилан, трепля ее по голове. – Впереди у нас целый день. Успеем накататься вволю.
Джози не подняла головы. Скрючившись, она тихо плакала, а Дилан гладил ее по волосам.
* * *
Несколько десятилетий спустя я стою на пляже в Пихе (Новая Зеландия) – на мне – взятый напрокат гидрокостюм с коротким рукавом, в руках – взятый напрокат серфборд, – и думаю о том, что Дилан много пил и постоянно курил травку – у нас на глазах. Тогда мы его боготворили, но теперь, будучи взрослой, я этому ужасаюсь.
Оценивая волны, я чувствую подле себя призраки Дилана и Джози. Все трое мы молча взираем на небо, взираем на море, запустившее свои пальцы нам в волосы. И я невольно начинаю напевать «Песню русалки»:
– «И вдали мы узрели прекрасную деву, с гребнем и зеркалом в руке, в руке, в руке. С гребнем и зеркалом в руке».
Добраться до этого пляжа было не просто, но чем больше препятствий возникало передо мной, тем отчаяннее мне хотелось встать на доску и оседлать волну. Зачастую только так я могу мыслить ясно.
А может, для меня это – наркотик.
Так или иначе, но в итоге я наняла машину с водителем, которая отвезла меня за сорок километров от города, на западное побережье острова. По пути я взяла напрокат серфборд и костюм. Войдя в магазин, я попала в свою стихию, и со мной стали общаться на моем родном языке, пусть и с акцентом. Парень, заправлявший там, сразу понял, что я профи. Я задавала ему вопросы со знанием дела, и он дал мне то снаряжение, какое нужно. Мой шофер, круглолицая женщина-маори, купила шляпу, чтобы голову не напекло, пока она будет сидеть на берегу – сидеть и наблюдать за мной за деньги, чему она была рада: я заплатила ей за ожидание, чтобы мне не пришлось вызывать кого-то еще после того, как я накатаюсь.
Владелец магазина сообщил, что с севера надвигается циклон, который гонит хорошие волны – гораздо лучше тех, что обычно здесь бывают в это время дня. И теперь я в предвкушении смотрю на море за полосой прибоя. Волны идут чередой, некоторые пять-шесть футов высотой. Народу на старте не много. Я аккуратно выгребаю на лайн-ап, не доставляя неудобств другим серферам, и занимаю очередь, дергая подбородком в ответ на приветствие какого-то парня.
Один за другим серферы ловят волны, и я отмечаю про себя, что это в основном дилетанты. Есть несколько приличных райдеров, но, на мой взгляд, только один из них настоящий профи – крепкая смуглая брюнетка с туго заплетенной косой. На ней гидрокостюм в красную полоску. Она скользит легко, непринужденно, пока волна не доставляет ее на берег.
Когда наступает мой черед, волны поднимаются на шесть футов и держат форму, будто каменные. Ветер толкает их к берегу. Я ловлю волну, нащупываю нужное положение и начинаю скользить. Воздух горячий, вода холодная, вид, совершенно отличный от того, что я привыкла наблюдать в Санта-Крузе.
Волна постепенно угасает, пенится, и я, катя к берегу, осознаю, что голова моя совершенно пуста. Именно то, чего я добивалась.
С мыслями о Дилане и Джози я возвращаюсь на лайн-ап, чтобы еще немного подумать, мчась по волнам под солнцем.
* * *
После землетрясения я с мамой и Джози жила в Салинасе. Стихия убила отца, разрушила наш ресторан и наш дом, а нас зашвырнула в маленький холодный мирок. Нас троих. Мама работала в ресторане – ничего другого она не умела, – а все остальное время пила и домой возвращалась поздно. Мы с Джози были предоставлены самим себе. Как всегда. Но теперь стало еще хуже. Салинас слыл бандитским городом, и его преступные сообщества поначалу пугали даже Джози. Вот честное слово, не знаю, почему мама решила поселиться там. Она нередко принимала совершенно безумные решения, но переехать в Салинас? Какой бес в нее вселился? Мне хотелось спросить у нее, но она и так была вся в шрамах, – не хватало, чтобы еще один появился по моей вине.
Землетрясение причинило огромный ущерб, и арендное жилье пользовалось большим спросом. Может быть, ничего другого мама не нашла. Только это место работы, только эту квартиру. Она находилась в приличном районе на северной окраине города, но в сравнении с нашим сказочным домиком в испанском стиле, притулившимся на скале, с видом на дикий океан, это была картонная коробка. Мама выделила нам с Джози самую большую спальню, правда, тусклую и с лохматым ковром, что нас совершенно не вдохновляло. Но жить в одной комнате с сестрой мне было противно. Джози аккуратностью не отличалась, всюду разбрасывала свои книги и вещи, да еще и травку везде припрятывала, главным образом, на моей стороне. Меня это приводило в ярость.
