— Можешь. Спасибо.
— Люда, — девчонка улыбнулась, а Иван мазнул взглядом по её фигуристому телу, затянутому в тесную, обтягивающую форму.
— Давай быстрее, не мешай Ивану Андреевичу, — в столовой вдруг возникла Галина, недовольно зыркнула на подопечную. Та напоследок стрельнула глазками и испарилась.
— Строго ты с ней.
Галя оглянулась, прикрыла за собой дверь.
— Мне нужно с вами поговорить, Иван Андреевич. Дело очень важное. Касается Миланы.
Мгновенно тело пропустило разряд, ожило. Одно имя вызывает у него химическую реакцию.
— Говори.
Женщина нервно расправила несуществующие складки на переднике, сцепила пальцы в замок.
— Мне очень неприятно всё это. И я бы ни за что не влезала туда, где мне не место, но спокойно наблюдать такую несправедливость не могу. На бедную девочку будто охоту открыли. Нина со своими девками травит несчастную, а я ничего не могу поделать. Иван Андреевич, вы должны всё знать…
* * *
Милану застал в её комнате, сидящей на краешке кровати с мученическим выражением лица.
— Это ещё что? — на лодыжке виднелся огромный синяк, а она безуспешно пыталась спрятать его под бинтом. — Ну-ка, дай сюда! — отобрал у неё аптечку, присел рядом. — Это ты утром так ударилась?
— А вас стучаться не учили? — уставилась на него влажными от слёз глазами.
— Я никогда не стучусь. Особенно, в своём доме. Больно?
Кивнула, всхлипнула. Там, похоже, не только физическая боль.
Отшвырнув бинт, подхватил её на руки, девчонка вцепилась пальцами в его рубашку.
— Отпустите, что вы делаете?
— Цыц, — развернулся к двери, но она открылась, и на пороге возникла Маринка.
— Вы игррраете, да? — с интересом уставилась на Милану. — Я тоже хочу!
— Ага. Играем. В похищение. Ну-ка, открывай двери, будем её похищать.
Дочь с радостью включилась в «игру», а Милана зло зашипела:
— Как вам не стыдно использовать ребёнка в погоне за своими низменными целями? — но шею его всё же обхватила покрепче.
— Это и в её интересах тоже. Так что, цыц.
Близость девчонки доставляла ему удовольствие. Не чисто платоническое, конечно, но искреннее. Может, дело в том, что он давно не добивался женщин. Со временем доступ к любому телу приедается, и пресытившемуся мужику хочется чего-то необычного, запретного. Чтобы отвоевать, вырвать своё зубами. Покорить, взять, овладеть. Потом обладание такой женщиной будет вдвойне приятно.
А может, дело, в том числе, и в дочери. Он уже и не верил, что когда-нибудь увидит малышку такой счастливой. Очевидно, что Милана влияет на неё положительно. На них обоих. Он уже и забыл, когда приходил домой вовремя. Вечно пытался загладить свою вину перед дочерью, но делал ещё хуже. В итоге просто не мог смотреть ей в глаза. С приходом Миланы изменилось и это. Он чувствовал, как Марина раскрывается, становится более сговорчивой и доверчивой. У них обоих появилась общая цель — влюбить в себя «новую маму».
Впрочем, Иван редко задумывался о причинах своих желаний. Просто брал своё, доверяя интуиции, которая, кстати говоря, ещё ни разу в жизни не подводила.
Девчонка явно вымоталась, потому что сопротивляться не стала. Позволила отнести себя в спальню Бекета, уложить на кровать.
— Ой, а что это? — испуганно округлив глаза, Маринка ткнула пальцем в стремительно разрастающуюся гематому.
— Упала, Мариш. Ничего страшного. Пройдёт, — Милана мученически улыбнулась и вскрикнула, когда Иван сжал пальцами место ушиба. — Ай!
— Марин, найди Нину Степановну, пусть даст мне ту мазь, которой мы твою коленку мазали.
Милана проследила за малышкой взглядом, повернулась к Бекету.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете.
— Не беспокойся. Я несколько ранений сам себе залечивал. Сейчас потерпи немного, будет больно, — быстро прощупал ногу на предмет трещин и растяжений, убедился, что всё ограничилось синяком. — Скоро пройдёт. Через пару дней боль утихнет. Если нужны обезболивающие, скажи Нине. Договорились?
Она поджала губы, заупрямилась.
— Не нужно мне никакое обезболивающее. Я умею терпеть боль.
— Да, я заметил. Ничего не хочешь мне рассказать?
Милка непонимающе сдвинула брови, а Бекет поймал себя на мысли, что с удовольствием прижался бы губами к этой милой ямочке на переносице.
— О чём это вы? Если о посуде, то можете вычесть её стоимость из моей зарплаты.
Коснулся ладонью её лица, убрал пряди растрепавшихся волос за ушко.
— Так, значит, это ты разбила посуду? — ему и нахрен те тарелки не сдались. Но её ложь выбесила мгновенно.
— Да.
— И ты всё придумала, когда утверждала, что посуду разбила другая девушка?
— Да.
— Что ж, придётся тебя наказать. Не за посуду. За ложь. В моём доме все отвечают за свои поступки. И ты не будешь исключением. Поняла?
Милана вздёрнула нос кверху, плотно сжала пухлые губы.
— Ты меня поняла?
— Я же сказала, штрафуйте, — пожала плечами, но в глазах загорелся огонь. И тем не менее, правду ему не сказала. Упрямица.
* * *
Он втирал мазь в кожу осторожными, но уверенными движениями, а я, кусая губы от неприятных ощущений, пыталась сконцентрироваться на его запястьях с проступающими как крепкие жгуты венами.
Хотелось поскорее уснуть и забыть о прошедшем дне хотя бы на несколько часов. Не видеть мерзких рож двух змей, что решили испоганить мою жизнь из банальной зависти.
Не знаю, что они наплели Бекету, но тот явно разозлился на меня, и это ощущалось на ментальном уровне. Я же решила признать свою вину, дабы не выглядеть трусливой лгуньей. Хотя бы перед ним…
Иван Андреевич накрыл нас с Маринкой одеялом, лёг с другой стороны и, закинув руки за голову, закрыл глаза. Девочка уснула почти мгновенно, тихонько засопела. Ей вторил и Бекет. А я уставилась в потолок, освещаемый лишь приглушённым светом двух светильников. Как обычно случается перед сном, в голову полезли настойчивые мысли о том, что в моей жизни что-то идёт не так. А вернее, всё не так.
Будь я какой-нибудь Людочкой, однозначно было бы проще. Соблазнила бы самого крутого мужика в городе, по-быстрому «залетела» бы от него и всё. Жизнь удалась.
Но нет же. Я со своими дурацкими принципами всё пытаюсь добиться уважения… Как глупо. Кому оно нужно, моё мировоззрение. Разве что мне, дурочке, живущей мечтами.
Сползла с кровати и в одной пижаме поковыляла на балкон. Морозный воздух обжёг щеки и нос, а я подняла голову вверх, вглядываясь в чистое звёздное небо.