— Тебе не о чем волноваться. Набери мне ванну, я пока выпью, — Иван как всегда немногословен. Стаскивает грязную рубашку со следами сажи, обнажая свой мощный торс. Я залипаю на кубиках его каменного пресса и небольших татуировках, как та, на груди, с группой крови. Кусаю нижнюю губу, болью привожу себя в чувство.
Приближаюсь сбоку, обнимаю за шею, встав на носочки.
— А может, в бассейн? Или ты слишком устал? — я немножко эгоистична в своих желаниях, и Бекету это всегда нравится. Сейчас тоже не отказывает. Усмехается и, рывком прижав меня к себе, целует.
— Милка хочет поплавать? — ласкает шею своим дыханием, зализывает покрывшийся мурашками участок кожи.
— Было бы неплохо. Уснуть я теперь точно не смогу. Душно очень.
— Да, пойдём. Сам освежиться хочу.
Ведёт меня за собой, крепко сжимая руку. С Иваном что-то не так, я это чувствую, но спрашивать не решаюсь. В конце концов, он не Маринка, захочет — сам расскажет.
Он останавливается у бассейна, снимает домашние штаны и прыгает в воду. Выныривает, мотает головой, разбрасывая вокруг брызги, и манит меня к себе:
— Иди.
Сажусь на бортик, опускаю ноги в уже остывшую воду. Иван тянет меня к себе за ногу, я падаю, глухой шум воды забивается в уши, а влажная прохлада, наконец, остужает изнывающее от жары тело. Выныриваю, обнимаю Бекета за шею, а тот набрасывается на мои губы и рывком сдирает с меня трусики. Ноги сводит судорогой желания, низ живота мгновенно скручивает в тугую пружину. Обхватываю его ногами, запрокидываю голову, подставляя для поцелуев шею. Чувствую его эрекцию, трусь промежностью, кусаю губы, когда тугая головка протискивается между моих складочек.
— Как хорошо в тебе, моя Милка. Горячо, сладко, — прогибает меня в пояснице, обнимая рукой за талию, и вторгается глубже, резче. Глотаю рвущийся из груди стон и двигаюсь в такт его размеренным, но сильным толчкам.
Сегодня Иван особо не церемонится. Быстро подводит нас обоих к разрядке, не останавливаясь и не пытаясь растянуть удовольствие. В его рваных движениях чувствуется некая агрессия, и я, наверное, неправильная девушка, но мне это нравится. Чувствовать его силу и мощь, как заполняет меня изнутри и прикусывает кожу на плече. На грани боли и невероятного наслаждения.
— Давай, девочка. Кончи для меня.
Ему нравится смотреть, как я распахиваю глаза и содрогаюсь от предоргазменных пульсаций. Нравится, когда выкрикиваю его имя и сжимаю член своими мышцами. Смотрит на моё лицо, не позволяя отвернуться, а сам стискивает челюсти, сжимает мои ягодицы, и на время мы становимся одним целым.
— Роди мне сына, — вжимается в меня, кончает с тихим рыком и сильным толчком пригвождает к борту. — Родишь?
Смотрю в его глаза — там мрак какой-то. Ничего не понимаю.
— Что с тобой? — провожу пальцами по его груди, всё ещё плохо соображая после оргазма.
— Сына хочу, — он не приказывает, не ставит перед фактом, что я должна ему родить ребёнка. Он словно… Словно просит меня. Такого Бекета я ещё не видела.
— Я подумаю над твоим предложением. Только если скажешь, что с тобой происходит.
Он измученно вздыхает, отстраняется и ныряет с головой. Я буквально чувствую, как рвётся тоненькая ниточка, что связывала нас так тесно последние полчаса. Ныряю за ним и в воде крепко обнимаю, прижимаюсь к его груди. Иван обхватывает мою талию одной рукой, плывёт наверх.
Лежим прямо у бассейна, смотрим на звёзды. Свет фонарей падает на наши лица, и боковым зрением я вижу, как блестят его глаза. Молчим. Меня эта тишина тяготит, давит на грудную клетку камнем.
— Ты ведь хочешь поговорить, да? Хочешь мне что-то сказать… Так говори. Я готова слушать, — голос вибрирует, неприятно режет затянувшуюся паузу. Я сама не уверена, что хочу услышать то, что сейчас не даёт ему покоя. А если он скажет, что я ему надоела? Но тогда зачем тот вопрос про сына? И почему он тянет с разговором?
— Дай мне пару минут. С мыслями собраться.
Приподнимаюсь, кладу руку на его грудь, усеянную бисеринками воды, и заглядываю в лицо.
— Ты меня пугаешь.
Иван улыбается мне как-то по-простому, ласково даже. Гладит пальцами по щеке.
— Я кое-что узнал, Мил. Кое-что, о чём жалею, но изменить уже ничего не могу. Завтра мне нужно уехать в один неблагоприятный район, и я не знаю, как надолго придётся там задержаться. Хочу, чтобы ты узнала обо всём от меня. Мне так спокойнее будет.
— Как нужно уехать? Опять? Но ты же только приехал! — получается слишком громко, и я мгновенно меняю тон. — Мы с Маринкой скучаем…
— Знаю, Милана. Что скучаете, в курсе. Но сейчас такое время. Нужно потерпеть.
— Хорошо, — нехотя соглашаюсь. Просто потому, что изменить ничего не в силах. — Так что я там должна узнать?
Чувствую, как рука на моей талии напрягается, прижимает сильнее.
— Те люди, что убили твоих родителей, были в моей банде. Я был их главарём.
ГЛАВА 12
Я была у родителей поздним и очень желанным ребёнком. Долгие годы мама не могла забеременеть, а когда всё же удалось, папа чуть не сошел с ума от счастья. Я была подарком судьбы, смыслом их жизни. До сих пор помню, как мама называла меня чудом.
По выходным мы ездили на природу и устраивали пикники. Иногда мы с папой ловили рыбу, а мама готовила её на костре. Потом ложились спать в палатке, и папа под ворчание мамы рассказывал мне страшилки. Даже повседневная рутина в виде уборки доставляла мне удовольствие, а родители не могли нарадоваться, какая замечательная растет у них помощница.
Мы были счастливой семьёй. Идеальной во всём. После того, как я их потеряла, не верила, что когда-нибудь снова смогу назвать кого-то своей семьёй. И вот появился он. Спаситель. Почти рыцарь, почти принц… И его маленькая кроха, которой так необходимо называть кого-то мамой. Я поверила, что они моя новая семья… А теперь узнала, что он и его люди повинны в гибели моих родителей.
И что делать с этим, я не знала. Сердцу так больно, что хотелось выть.
— Что это у тебя? — он приблизился сзади, обнял меня за талию. Уткнулся носом в макушку.
— Бабочка. Это тебе. Маринка сделала.
Я не чувствую к нему ненависти. Нет отвращения или слепой злобы, когда хочется убить, уничтожить, хоть как-нибудь отомстить. Мне и мстить-то не хочется. Только режет всё внутри тупым ножом.
— Спасибо, — забирает бабочку. — Иди к Маринке. Мне нужно собраться.
Ухожу. Не знаю, что говорить и как себя вести, а потому тихонько сбегаю. Где-то за грудной клеткой всё так же давит, душит. Больно. И я не хочу, чтобы он уезжал. Но та маленькая девочка внутри меня, так рано потерявшая папу с мамой, бьётся в истерике и хочет выцарапать ему глаза. За то, что позволил. За то, что разрешил тем ублюдкам грабить и убивать. И плевать ей, брошенной всеми крохе, что они выживали. Она не заслужила подобного. А ещё мне кажется, что та девочка не простит его. Никогда. Она всегда будет помнить, кто был главарём той банды преступников. Всегда будет видеть в его глазах невинно убиенных людей.