У-у-у… как все непросто. Мало ли кого они мне в режиссеры найдут? И что там еще напридумывает этот их режиссер. А если мне не понравится его вариант, будут у меня хоть какие-то рычаги воздействия на кинопроцесс? Одна радость – против ГРУ и КГБ особо не попрешь. Выделят своего консультанта, и попробуй посвоевольничать – быстро фантазию укоротят. Ладно, это уже дело десятое, пусть хоть утвердят сценарий сначала.
Неправильно истолковав мою задумчивость, Фурцева начинает меня утешать:
– Да ты не переживай. Пока в Японии будешь, они все уже утвердят. И знаешь что? Я, пожалуй, сама позвоню Алексею Владимировичу, чтобы он взял на особый контроль. Книга-то отличная, думаю, и литературный сценарий у тебя получился не хуже.
– А Алексей Владимирович – это кто?
– Товарищ Романов? Это председатель Госкомитета по кинематографии.
Я благодарно киваю Фурцевой. Такие знакомства мне точно не помешают. У меня, кстати, на Таганке еще пара авторских экземпляров «Города» осталась, берегу их на всякий пожарный. Вот один и презентую с дарственной надписью товарищу Романову. А там, глядишь, «Советский писатель» дополнительный тираж издаст, тогда я и пополню свой стратегический запас. В мои мечты врывается голос Екатерины Алексеевны:
– А пока готовься к вступлению в партию и хорошенько подумай над тем, что я тебе сегодня сказала.
Уже в дверях спрашиваю:
– Решили, что делать с «Жуками»?
– Какими «Жуками»? – отрываясь от документов, интересуется Фурцева.
Нет, вот ничего нельзя бросать на самотек, – обязательно пойдет не в ту сторону!
– У английской группы «Битлз» недавно вышел новый альбом. «Вечер трудного дня».
– И? – раздраженно произносит министр. – Русин, сейчас ты попусту тратишь мое время!
– Екатерина Алексеевна! Я слышал песни из этого альбома – он станет сверхпопулярным. Молодежь во всем мире сойдет с ума от их музыки. И у нас в том числе.
– Не говори ерунды, – припечатала Фурцева. – Никто этих «Жуков» у нас слушать не будет!
– Да уже крутят! – иду ва-банк я. – Вся общага университетская гудит. Пластинка уже в Союзе.
Вот теперь министр все-таки отрывается от документов.
– И что ты предлагаешь?
– Комсомольскими собраниями не обойдешься. Нужна более тонкая контригра. Какая-нибудь популярная советская молодежная группа.
– Есть кто-то на примете? – Фурцева все-таки заинтересовалась.
– Меня попросили одному молодому ВИА из Гнесинки текстами помочь. Группа называется «Машина времени».
Министр тяжело вздыхает:
– Какой же ты настырный, Русин! – Потом снимает трубку. – Зоя, посмотри, есть ли у меня «окно» в ближайшие дни?
Пока секретарь сверяется с ее графиком, Фурцева недовольно молчит и лишь постукивает карандашом по столешнице.
– …вечер двадцатого? Запиши на это время прослушивание нового ВИА. – И уже мне бросает: – Привози свою «Машину» в министерство. У нас есть просмотровый зал, послушаем твоих гнесинцев.
Аллилуйя! Я изображаю старомодный поклон и выскакиваю из кабинета. Надо срочно накрутить хвоста «московским соловьям». И три песни – это совсем мало. Надо хотя бы штук пять. Успеваю до Японии? Надо, кровь из носу, успеть!
* * *
Весь день меня не оставляло чувство, что я слегка налажал утром. Все-таки разговор в машине с Викой получился каким-то… неправильным, оставив после себя неприятное послевкусие. Ну вот зачем я напомнил ей про университетских сплетников? Да еще вроде как и отгородился от нее при этом – мол, мне-то что, а вот тебе… Мы же одна команда! Дурака я свалял, короче. Забыл, эгоист Русин, какими ранимыми бывают девушки.
Вечером, когда Вика как ни в чем не бывало встречает меня на Таганке с ужином, чувство вины снова дает о себе знать. Потому что ни упреков, ни обид мне не высказывают. И если бы я не успел хорошо изучить подругу за прошедшие месяцы, то, может, даже и не заметил бы легкую грустинку в ее глазах. Но мы с ней так уже успели сродниться, что чувствуем друг друга иногда и без слов.
Сегодня после разговора с Фурцевой моя интуиция выдала первое серьезное предупреждение – они не отстанут. И дело даже не в ее личном интересе. Просто скажите: как нашим властям выпускать за границу человека, которого в Союзе ничего не держит? Ведь у меня абсолютно ничего нет. Ни родственников, ни семьи, ни крыши над головой. И рычагов воздействия на Русина нет, и даже ниточек, за которые можно дергать. Может, еще и поэтому посыпались на меня сверху милости в виде квартиры и работы в журнале? Теперь вот и о необходимости семьи вспомнили. Набрасывают поводок, привязывают покрепче к родной земле, чтобы не вздумал переметнуться в чужой окоп, и невдомек им, что меня и силком отсюда не выгонишь. Я ради этого окопа сюда и прислан. Буду защищать его грудью, под натовский танк брошусь, если надо…
А ниточки, за которые меня можно дергать, на самом деле уже есть – друзья и Вика. Я вот за ужином попытался себе представить, что кто-то другой встречает меня с работы, сидит со мной за столом и засыпает потом на моем плече. И если честно, то аж передернуло от такой мысли. Никого я, кроме Вики, рядом с собой не вижу, и никто мне больше не нужен. Нет, от короткой интрижки без обязательств, конечно, ни один нормальный мужик не откажется, но меня ведь сейчас и налево особо не тянет – вот что странно-то! А ведь я в школе еще тот ходок был! Коллектив женский, много молодых учительниц…
И вот, казалось бы… Молодое тело, огромный амурный опыт, а не тянет! Может, мне и правда стоит жениться на Вике, и всем будет счастье? И нам с Викой, и друзьям нашим, и властям дорогим.
Вконец измучив себя мыслями о браке, я выбираю удобный, как мне кажется, момент, когда мы расслабленно лежим в обнимку, уже почти засыпая. Осторожно спрашиваю:
– Ви-и-ик, как думаешь, может, нам… пожениться?
– А зачем? – сонно спрашивает подруга. Тем самым нанося сокрушительный удар по моему мужскому самолюбию! Я впадаю в ступор и теряюсь с ответом.
И как понять этих девушек?! Кто там говорил, что они все поголовно мечтают выскочить замуж, причем любой ценой? Или это Москва так разлагающе влияет на женский пол?
– Ну… мы же любим друг друга, разве не естественно, когда большая любовь заканчивается счастливым браком?
– Ох, Леша… – вздыхает моя любимая половинка и распахивает свои карие глаза. – Ты сам-то готов к семейным отношениям? Учеба, книги, стихи, выступления, журнал вот еще теперь… У тебя и времени-то на семью нет. Не хочу я становиться твоими оковами.
От возмущения сон слетает с меня, как будто его и не было.
– Вик, ну какие оковы, а? Ты о чем вообще?!
– У тебя блестящая карьера впереди, теперь с такими людьми знаешься. Простая воронежская девчонка им не чета. Не хочу, чтобы ты потом начал меня стыдиться.
