Прикрыв глаза, вспоминаю, что завтра уже церемония закрытия Олимпиады. Послезавтра вылет в Москву. Успею с последними покупками. Должен же я как-то порадовать себя после такой тяжелой командировки…
* * *
Последняя ночь перед вылетом выдалась бесконечной. Сначала церемония закрытия Олимпиады, потом гуляния по городу чуть ли не до утра. Такое ощущение, что в Токио никто в эту ночь не ложился спать. К ночи ближе ощутимо похолодало – все-таки уже конец октября, осень, – и многие из нас изрядно продрогли в своих тонких болоньевых плащах. Но настроение у всех приподнятое. Даже не верилось, что все уже позади: и волнения, и радость побед, и новые мировые рекорды. Наша олимпийская сборная все-таки опередила команду США, хоть разрыв и был всего лишь в две золотые медали. Но в итоге мы первые. И по золотым медалям, и в общем зачете. И кто бы знал, чего эта победа всем нам стоила! Перенервничали все знатно.
Я и сам все это время находился в постоянном стрессе, пытаясь «подстелить соломки», где только было возможно. Не все идеологические провалы мне в итоге удалось предотвратить, но большинство из них точно. Репутация страны не пострадала. А вот руководство делегации, кажется, уже нервно вздрагивало, когда я в очередной раз являлся к ним со своими идеями. И вся наша «политгруппа» к концу Олимпиады меня тихо ненавидела, справедливо считая главным виновником своих неприятностей – пришлось ребяткам поработать! Но надо отдать им должное – ненавидели они меня молча, потому что кто-то разболтал всем, что я протеже Мезенцева и Аджубея. Подозреваю, что без длинного языка Германа здесь не обошлось.
А утром в день вылета я проснулся совершенно разбитым. Видимо, вечерние гуляния не довели меня до добра. Обидно. Впереди ведь еще и акклиматизация дома, где уже вовсю идут холодные осенние дожди, и даже, говорят, мокрый снег был на днях. Ладно, теперь лишь бы побыстрее до Москвы добраться, а там и немного поболеть можно – Вика меня быстро на ноги поставит. Еще и это подозрительно молчащее СЛОВО настроения не добавляет…
– Ну что, простыл все-таки? – сочувственно вздохнул Седов, услышав мой кашель. – И температура есть? А я говорил тебе, что водки выпить нужно! В следующий раз будешь слушаться старших.
– Надо к врачам, что ли, сбегать…
– Чуть что, сразу к врачам! – Герман полез в сумку, пошарил по кармашкам и протянул мне упаковку аспирина: – На вот, возьми. Жена как чувствовала, что пригодится. До Москвы дотянешь, а завтра с утра врача вызовешь.
Запив аспирин минералкой, начал одеваться. Тело все болело, словно я вагон накануне разгрузил. Нет, не нравится мне все это, не очень похоже на обычную простуду. Только какого-нибудь заморского гриппа мне не хватало. Хотя до гонконгского вроде бы четыре года ждать, но мало ли какая еще лихоманка у них здесь в Азии бродит? Хорошо, я все вещи собрал заранее, осталось только тренировочный костюм в сумку бросить и кеды.
На завтраке совершенно не почувствовал вкуса еды, да и есть совсем не хотелось. Зато с удовольствием выпил две чашки горячего чаю. Вроде бы отпустило, и температура немного спала, но вялость все равно осталась и горло продолжает болеть. Как зомби, я загрузился в автобус, усталым взглядом проводил в окне Олимпийскую деревню. Все-таки бесценный опыт получен в Токио, да и впечатления теперь на всю оставшуюся жизнь. Будет, что друзьям дома рассказать. Вспомнил, что в сумке среди бумаг так и лежит недописанная статья про синкансен. Этот сверхскоростной поезд – еще одно из японских чудес, они его пустили буквально за несколько дней до открытия Олимпиады. Из Токио в Киото долетает за четыре часа, а это, между прочим, 515 километров – скорость по нынешним временам просто невероятная! Но статьей я уже дома займусь, а в самолете лучше посплю.
В аэропорту мы быстро проходим регистрацию, наш багаж даже не досматривают. Японцы кланяются, прощаясь, приглашают нас прилетать еще. Удивительная страна и гостеприимный народ. Олимпиаду провели на высочайшем уровне. За три с лишним недели я успел привыкнуть к улыбчивым, постоянно кланяющимся японцам, многое увидел и проникся искренним уважением к их культуре.
Красавец авиалайнер уже ждет нас на взлетной полосе. Поднимаемся на борт, приветливые стюардессы радостно поздравляют с победой. Настроение у всех приподнятое – народ еще под впечатлением от вчерашнего закрытия Олимпиады. Парни шутят, заигрывают с симпатичными бортпроводницами. Те тоже не прочь немного пококетничать с нашими олимпийцами. Нам предстоит дозаправка в Хабаровске, поэтому весь перелет составит часов десять. Устраиваюсь поудобнее, прошу Германа не будить меня и проваливаюсь в тяжелый, болезненный сон…
* * *
Седов, гад такой, в Хабаровске меня все-таки будит.
– Леха, ау! Пойдем пройдемся по аэропорту, ноги разомнем.
– Нет, ну какого черта? – Я с трудом отрываю голову от подголовника, смотрю в иллюминатор. Мы уже приземлились, к самолету подъезжают заправщики.
– Нас разве выпускают?
– Первый секретарь крайкома хочет поздравить олимпийцев с победой, – всезнающий Герман уже отстегивает ремень, – он же лично курировал базу подготовки спортсменов.
Погода в Хабаровске не радует. Нагнало туч, поднялся холодный ветер. У меня болит горло, мучает кашель. По уму, надо бы остаться в самолете, но Герман ведь не отстанет, да и размять ноги перед дальним перелетом действительно не помешает.
Пока в зале аэропорта проходит церемония приветствия победителей, мы с Седовым прогуливаемся рядом. Герман везде сует свой любопытный нос и все-таки находит в унылой обстановке что-то интересное. Вот висит невзрачный ящик на стене. Суешь в него пятачок, нажимаешь кнопку, и «гаджет» обрызгает тебя на выбор мужским одеколоном или женскими духами.
– Надо же, – удивляется Седов, душась попеременно и тем и другим. – Такого интересного автомата и в Москве нет!
– Пошли уже! – Я машу рукой в сторону самолета. – Вон олимпийцы обратно грузятся.
Стоило лайнеру взлететь, как я опять укладываюсь спать. Строго предупредив Германа, что теперь будить меня точно не стоит.
И весь перелет я, конечно, не проспал. Пару раз выныривал из своей мутной тяжелой дремы – то от задорного смеха спортсменок, то от звяканья бокалов, но тут же снова проваливался обратно в серую пелену. Снилась мне какая-то морока. Почему-то снова я бродил по коллектору, причем по колено в грязной воде, убегал от кого-то по пустым длинным коридорам, несся куда-то в ночь на машине по ухабистой проселочной дороге.
И когда Герман все-таки растормошил меня, сообщив, что мы уже подлетаем к Москве, я был благодарен ему. Сам бы я еще долго не проснулся, так и продолжал бы тонуть в этом вязком тяжелом сне.
– Ну ты как? Полегче хоть немного?
– Не знаю… Даже не могу сообразить спросонья.
– Сейчас девчонок попрошу принести тебе горячего чая.
Да что ж меня прибило-то так? Не иначе как и правда грипп в Токио словил. Прихлебывая горячий чай, принесенный милой стюардессой, думаю о том, что было бы здорово, если Мезенцев или Иванов догадались бы прислать за мной машину в аэропорт. Но надеяться на это особо не стоит, да и незачем лишний раз давать людям повод для разговоров. Так что, скорее всего, придется брать такси, а значит – стоять в очереди на холоде…
