Глава 15
Они выкопали могилу на поляне. Земля раскисла от дождя. Они выгребали комья земли, и лопата издавала чмокающие звуки. Когда тело Клер было в яме, но еще не было засыпано, Генри сказал спокойным уверенным голосом:
– Думаю, мы должны сделать фото. Одно – ты с ней, другое – я.
– Ты это о чем? – спросил Корбин.
– Мы должны увековечить трагический момент.
– Ты спятил?
– Нет, послушай. Это станет символом нашего доверия. У каждого будет компромат, и мы будем понимать, что связаны навсегда. Подумай.
Корбин все еще был в шоке, пытаясь осознать, что произошло. Они на самом деле убили Клер. Вдвоем, вместе оборвали ее жизнь. Он начал первый. Ведь это он бил ее затылком о землю, не так ли? Он помнил, как в ярости почувствовал прилив адреналина и какое-то приятное ощущение оттого, что кому-то больно. Он желал ее смерти, правда? Или ему просто хотелось, чтобы она почувствовала боль и страх? Неужели он собирался вернуть ей ту боль, которую испытал сам? Теперь он и сам не понимал. Но Генри подскочил с ножом, перерезал Клер горло, и когда Корбин увидел бьющую фонтаном струю крови, им овладело чувство нереальности происходящего, словно он смотрел кино сквозь искаженную призму. Это был сон. Хотя нет, не так. Все по-настоящему, все происходило в реальности. Дождь, кровь, тело, неуклюже скрученное, на земле, вода в глазницах, глаза так и остались открытыми.
Генри вытащил из рюкзака «Полароид».
– Зачем ты взял фотоаппарат? – подозрительно спросил Корбин.
– Я же сказал Клер, что мы идем фотографироваться. Мне нужна была камера, не правда ли?
Однако Корбин напрягся. «Полароид». Такая себе отменная камера для съемки убийства. Тем не менее ему пришлось позировать, и Генри сфотографировал его возле могилы. Потом они поменялись местами, и Корбин снял Генри. Корпус пластикового аппарата был выполнен в желтом и черном цветах. Устройство выплюнуло карточку, и Корбин видел, как проявилось изображение. Плечи у Генри были расправлены, а на лице застыла зубастая улыбка. Он выглядел гордым.
Уцепившись за снимок, Корбин передал камеру Генри. У него дрожали руки, кончики пальцев побелели до кости и начали синеть. Он сдержался и не попросил показать изображение, сделанное Генри. Решил, что не хочет хранить этот образ в своем сознании.
Генри сложил камеру и положил в свой рюкзак. Они зарыли тело Клер, выровняв слой земли и прикрыв слоем мокрых листьев. Все выглядело нетронутым, как будто здесь никого никогда не было. Стало легче, когда тело скрылось под землей, все следы Клер исчезли.
– Как будто никого никогда не было, – сказал Генри, эхом повторяя мысли Корбина. – Пойдем.
Они гуськом шагали по тропе, каждый тащил свои вещи. Пока они обсуждали, что делать дальше, Корбину стало немного лучше. Дождь почти прекратился, облачное небо прояснилось. У входа на кладбище, перед тем как разойтись, они на мгновенье остановились.
– Никаких контактов, – приказал Генри. – Только в случае крайней необходимости.
– Добро, – согласился Корбин.
Генри улыбнулся.
– Не могу поверить, что мы сделали это, чувак, – произнес он, и на его лице отразилась настоящая радость, словно они выиграли большой кубок. Корбин улыбнулся в ответ, желая показать Генри, что испытывает те же чувства.
Оказавшись наедине с собой – лавируя между пешеходами, которые возвращались домой после работы или направлялись на раннее свидание, – Корбин осознал чудовищность своего поступка, внутри начала нарастать паника. Клер мертва. Сегодня утром она была жива, весело шагала по жизни, а теперь похоронена в земле. Корбин остановился, и сзади на него налетел мужчина с открытым зонтом.
– Извините, – промямлил Корбин, ныряя в переулок.
Он согнулся пополам, упершись руками о колени. Его тошнило, сердце бешено колотилось в груди. Он сделал глубокий вдох, пытаясь наполнить легкие загазованным городским воздухом.
Минуту спустя ему стало лучше. Он начал вспоминать, как Клер его обидела, пытаясь таким образом вызвать в себе ярость и заглушить чувство вины. Это начало работать, особенно когда в памяти всплыл ее взгляд на кладбище, полный жалости, словно он был настоящим мудаком. Всю дорогу до самого дома он продолжал думать об этом. Очень хотелось в душ.
Через два дня он впервые услышал о Клер.
– Ты же знаешь Клер Бреннан, да? – спросила одна сокурсница из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.
– Ага. Знаю. А что?
– Я слышала, что она пропала.
– Серьезно? – Корбин приходил в ужас от мысли, что ему будут задавать вопросы о Клер. Но сейчас это произошло, и он чувствовал себя нормально. Голос звучал естественно.
– Да. Она не появлялась в «Ягнятах». Кто-то ходил к ней на квартиру, и ее там не оказалось.
– Может, она раньше уехала домой?
Корбин приготовился к визиту полиции, но к нему никто так и не явился. Через несколько дней он летел первым классом домой, заливаясь пивом и чувствуя, как мышцы груди и живота наконец-то расслабились. Он даже не осознавал, насколько был напряжен эти последние несколько дней в Лондоне. Он почти не спал, а если и засыпал, то сон был таким поверхностным, что сновидения и воспоминания переплелись. Он просыпался в холодном поту, с чувством вины, с затуманенной головой и приходил в оцепенение от того, что случилось на кладбище. Это реальность или фантазия? Когда он осознавал, что все произошло наяву, его охватывал ужас – страшнее самых жутких кошмаров. В самолете, покидая Англию, он почувствовал крайнее облегчение. Свободен ли он теперь? Сошло ли им все это с рук? В конце концов, конечно же, тело должны будут найти и потом, вероятно, начнут расследовать убийство. Придут ли за ним? Или за Генри? Все зависит от того, что Клер рассказывала друзьям о своей жизни, чем делилась, вела ли дневник. Корбин и Клер обменивались письмами по электронной почте, но всего лишь несколько раз, и в них не было ничего личного. Большинство свиданий оговаривались с глазу на глаз в пабе. Вполне вероятно, что никто не знал ее интимных подробностей. Очевидно, у нее была тайная жизнь и она скрывала своих парней друг от друга. Возможно, она имела и других любовников. Может, она вообще никому не рассказывала о своей жизни.
По возвращении в Бостон Корбин остановился на неделю у своего отца на Бикон-Хилл. Приехала мать и забрала его на обед. Он так давно ее не видел, и было понятно, что она хорошо поработала над своим лицом. Губы стали полнее, со лба исчезли морщины. Она, как всегда, спросила об отце. Он отказался рассказывать что-либо, за исключением того, что, по его мнению, отец счастлив. Это полностью противоречило тому, что она надеялась услышать.
Он переехал в Нью-Йорк и пошел на стажировку в «Браяр-Крэйн». Спалось уже лучше, видения с кладбища в Лондоне понемногу отступали. Он продолжал высматривать Генри Вуда, зная, что тот тоже проходит стажировку в Нью-Йорке. Они договорились не иметь в дальнейшем каких-либо контактов между собой. Вообще-то, они условились отвечать на вопросы полиции, что едва знают друг друга, что всего раз или два поболтали в пабе. Корбин намерен был узнать, допрашивала ли полиция Генри. Хотя полагал, что вряд ли. Если у копов не хватило сведений, чтобы допросить Корбина, то маловероятно, что они приходили к Генри.
