– «Студентки Литинститута купили на птичьем рынке аксолотлей и всю ночь вызывали люциферов…»
– Дай сюда! – Отец не вытерпел, отобрал у Светки газеты, вышвырнул их в окно. – Читаете всякую дрянь, потом спать не можете.
Газеты поплыли по воде. Это преувеличение, после такой дряни я спать себе вполне могу.
– Какие печальные лебеди, – сказала Светка. – Плывите, плывите.
Бела Коса была не очень широкой, пожалуй, метров сто пятьдесят, но сразу видно, что река серьёзная: высокие берега, вода не быстрая, но сильная и однородная, движется не как вода, а как расплавленный свинец, или как ртуть, тяжёлая такая вода. И понтоны она обходила как-то жирно, как масло.
– Я искупаться хотела, – сказала печально Светка.
Я тоже, если честно. Не очень жарко, но лето ведь, летом купаться полагается, валяться на песочке, жизни радоваться. Но видно, что покупаться здесь не очень удобно, да и неохота в такой воде купаться, неприятная она.
– Потом покупаетесь, – сказал отец. – Будет ещё время. Держитесь покрепче…
Машина встала на понтон, и он плотно просел под ней, я испытал лёгкое и забавное головокружение, точно мы съехали на батут.
За мостом дорога явно пошла вверх. Хотя это было и не очень заметно, но двигатель загудел чуть натужнее.
Я взял путеводитель и принялся изучать. Действительно сосна, и действительно пеньковый техникум. А вот ещё, краеведческий музей и постоянная выставка пейзажиста Лодыжского. Про художника Лодыжского я не знал, но разве всех этих художников упомнишь? Сейчас все фотографируют, раньше все рисовали. Посмотрим пейзажиста. Отец живопись любит, вполне может быть, что он сюда как раз из-за этого отправился. Заодно прикоснуться к прекрасному.
Но прикоснуться к прекрасному удалось не скоро – мы ехали и ехали по дороге, и по сторонам никакой цивилизации не встречалось, только всякий лес и иногда поля с незнакомой зелёной культурой интенсивного цвета – наверное, пенькой. Отец иногда поглядывал в путеводитель, сверялся и морщил лоб. От Бела Косы мы преодолели уже почти сто пятьдесят километров, и я немного уже устал, хотелось выйти и размяться.
Но отец не останавливался, гнал к городу. Оно и правильно, если успеть до обеда, то можно попробовать найти ночлег. Ночлег – это важно, ночевать в машине не хочется, надоело, потом шея болит и ноги ломит…
Возле дороги стояли девушка в платье в красный горошек и мелкий пацан с корзиной. Вообще у нас правило – попутчиков не брать. Во-первых, у нас в машине места мало, всего два свободных. Во-вторых, это небезопасно, сейчас по дорогам всякой швали шастает немало.
Поэтому отец даже скорости снижать не стал, чуть сдвинулся влево, поближе к центру дороги, чтобы девушку пылью не закидало.
Девушка подняла руку.
Отец тормознул, «Ровер» остановился, вокруг взвилась пыль.
– Чего это?! – удивилась Светка. – Ты зачем остановился?
А я уже увидел зачем – под ситцевым платьем круглился вполне себе тугой животик, похожий на арбуз, – девушка была беременна. Оставлять беременную на дороге нехорошо, тут все понятно, какие тут правила.
– Поехали! – громко сказала Светка.
Но отец уже открыл дверцу и вышел на дорогу.
– Зря он это, – Светка поморщилась. – Договаривались же.
– Да ладно, – возразил я. – На дороге в ту сторону никого, что им, до вечера тут стоять?
Светка вздохнула и сдвинулась влево.
Дверца открылась, и в машину забрался мелкий пацан, а за ним беременная девушка.
Они поздоровались и расположились рядом со Светкой, отец вернулся за руль, и мы поехали дальше.
– Куда едете? – спросила Светка у девушки.
– В Черняево, – тут же ответила девушка. – Мы от бабушки идём, она в Клушине живёт. Тут двадцать километров. Мы у бабушки картошку окучивали.
Исчерпывающая информация.
– Как картошка в этом году? – спросил отец.
– Сухо в этом году, мало картошки будет. Зато вкусная. И мёд в сухие годы полезней.
– Если пчёлы опять не передохнут, – буркнул пацан.
– У вас пчёлы погибли? – обернулся отец.
Пчёлы передохли.
– Ага, – подтвердила девушка. – Пчёлы уже третий год дохнут, все пасечники бегут в соседние области. Папка уезжать хочет, в Черняеве у нас смехота…
– Слизни, – вставил пацан. – Всю клубнику съели слизни. А малину вошь малиновая. Грибы всё время червивые, он с ноготок еще, а уже гнилой…
– Да уж… – сочувственно сказала Светка. – Малиновая вошь шутить не любит.
– А у вас как? – спросила девушка в ответ.
– У нас всё паршиво, – ответил я. – Всю княженику побило молью.
– И репу, – добавила Светка. – И турнепс.
– И вязига не зацвела, – добавил я.
Хотя вязига это что-то другое, кажется, пироговое.
– Вот я и говорю, – согласился пацан. – Всё зашаталось. А вы сами откуда?
Я не успел, а Светка быстрей меня соображала:
– Трупылёвские мы. В Трупылёве живём, то есть прямо там, у бочагов.
Ну конечно.
– Да, я там был, – сказал пацан. – Хороший посёлок. Там черёмуховый кисель варят.
– Обожаю черёмуховый кисель, – поддержал я. – Однажды три литра за обедом выпил.
– Его же нельзя много пить! – удивилась беременная девушка. – Желудок же скрутит!
– У меня здоровье железное, – признался я. – Мне от киселя ничего не было.
– А меня пучило всё время, – в свою очередь признался пацан. – Так вы куда едете-то?
– А мы в Холмы едем, – сказала Светка.
Пацан присвистнул.
– В Холмы? – переспросила девушка. – Зачем в Холмы-то?
– Путешествуем, – ответила Светка. – Внутренний туризм развиваем. В Холмах растёт гигантская сосна и есть пеньковый техникум.
– Не надо туда ездить, – сказал вдруг пацан.
– Не надо? – удивилась Светка. – Почему?
– Потому…
– Потому что там одни дурни живут, – ответила вместо него девушка. – Мы туда с папкой за тёсом поехали, баню хотели переставлять, так они нам тёс продали, а потом ещё и колеса нам прокололи.
– Точно, колёса прокололи, – подтвердил пацан. – А ещё я там пиццу купил – три дня потом есть не мог. Так что вы лучше туда не ездите, обязательно там отравитесь. Они там с вывихом все. Так что мы в Холмы никогда не ездим.
– Как это – с вывихом? – продолжала расспрашивать Светка.
– Я же говорю – они нам все колёса прокололи, – повторил пацан. – Нам пришлось в машине ночевать, а они всю ночь вокруг стояли.
