Мы сбили его, он прибежал сюда, сдох. Вот только…
Кабан выглядел так, точно умер несколько дней назад. А он должен был оставаться вполне себе свеженьким. Но даже при поверхностном взгляде было видно, что мертвечина уже старая. Кровь вокруг раны свернулась и сгнила, шерсть на боках слезала островками, в задней ноге успели завестись черви.
А еще у кабана не было глаз. Птицы, скорее всего, вороны. Но это тоже случилось не сегодня, в глазницы набились земля и мусор.
Получалось, что мы сбили кабана уже дохлого. Дохлый слепой кабан вышел на дорогу и бросился на машину. Потом убежал в лес, где сдох уже окончательно. Вот как.
Вот так.
Я вернулся на дорогу.
Светка продолжала сидеть на обочине. Кровь из разбитой губы не останавливалась, и Светка наплевала под ноги небольшую лужицу. Много крови вокруг, слишком много. Опасно. Что-то я устал.
Сестра поглядела на меня, я сделал успокоенный вид.
– Ну и кто там? – спросила она.
– Кабан, – ответил я. – Здоровенный.
– Кабан?
– Угу. Секач. Немного отбежал и сдох. Тут их полным-полно в лесу, всё следами изрыто.
– Мы переехали кабана?
– Похоже, – сказал я. – Чего сидеть, может, пойдём?
– Куда?
– В Холмы.
– Зачем?
Я поглядел в лес, в сосны и в тени.
– Там… – кивнула Светка. – Там что-то не так?
Я промолчал.
– Слушай, а ты не чувствуешь разве? – Светка поморщилась.
– Что?
– Запах. То есть… вонь. Здесь воняет невыносимо… не знаю чем… гнилью какой-то… Мертвечиной.
– Это от машины, – предположил я. – То есть от зверя. Там, на бампере, его кровь осталась… Лучше нам двинуть в город потихоньку. В другую сторону идти бесполезно.
– Там почти триста километров, – напомнила Светка.
– Во-во. Так что пойдём в город.
– А дальше?
– Посмотрим. Не знаю…
Мы прихватили вещи и двинулись в сторону Холмов. Шагали по центру дороги, где гравий поукатанней и от леса подальше. Конечно, неприятно было шагать, мне постоянно казалось, что за нами наблюдают, и избавиться от этого чувства я никак не мог. Светка тоже – она то и дело озиралась по сторонам и оглядывалась, так что и я начал оглядываться и жалеть, что не взял в машине топорик, он рядом с запаской хранился. Отошли недалеко, но и возвращаться не хотелось, глупо. Ладно, посмотрим.
– Забавно. – Светка поправила рюкзак, облизала губы, сплюнула.
– Что забавного?
– Папаня в отключке, а мы по дороге бредём.
– И что?
– Можно оторваться.
– Как? – не понял я.
– Так. Про нас никто не знает, документы у нас с собой, папаша без сознания. Можем оторваться. Попутешествовать в своё удовольствие.
– А деньги?
Светка достала из кармана банковскую карточку.
– Когда успела? – удивился я.
– А вот успела, – улыбнулась она. – Карточка у нас есть, пароль я знаю. Так что можем смело путешествовать.
– Нет, – возразил я.
– Почему?
– Потому что… Это нехорошо.
– Он с нами всегда нехорошо поступал! – крикнула Светка. – Ему на нас наплевать было! А теперь такой удобный случай! Это…
– Не надо орать, – оборвал я. – Бросать отца без сознания – подло.
– Он так сам всегда поступает…
– Подло, – с твёрдостью повторил я. – И мы так поступать не будем.
Светка фыркнула и замолчала, отодвинулась от меня и шагала теперь в метре справа, демонстративно отвернувшись в сторону. Надо за ней приглядывать. А то ещё рванёт к Некиту, с неё станется. Конечно, Некит фанфарон, но дурак не законченный – он Светку пинком отправит восвояси, а мне её потом ищи.
– Надеюсь, ты удирать не собираешься? – спросил я.
Светка не ответила, опять плюнула под ноги уже замысловато, кольцевой слюной.
Ладно, я могу полгода молчать.
Так прошли, наверное, с километр. Я свистел, Светка плевала.
– Тебе странным не кажется? – остановилась вдруг Светка, первой не выдержала.
– Что?
– Никого нет. День вовсю, а на дороге никого. Интересно почему?
– Да мало ли? Бензин не завезли. Плевать.
– А придём, что делать будем? Куда вообще придём?
– В полицию, куда ещё.
Только я сказал про полицию, как со стороны Холмов показалась бело-синяя полицейская машина.
– Не торопятся они здесь, – заметила Светка. – Почти три часа прошло…
Завидев нас, патрульная машина включила маячки. Но скорости не прибавила, подвеску сберегала.
Дальше было долго. Вернулись к нашей машине. Полицейские оформляли ДТП, опрашивали нас и осматривали место, фотографировали, не очень усердно искали в лесу кабана, но почему-то не нашли, снова опрашивали нас и спрашивали – точно ли кабан? Я говорил, что кабан, там на дороге шерсть, а там в деревьях он лежит, можно проверить. Проверили, но в лесу кабана не нашли, только следы. Странно. Странно, но второй раз я в лес не полез, а ну его.
Потом полисмены нудно звонили в город, ругались и выясняли – куда именно нас следует отвезти. Потом вызывали эвакуатор, и ругались, что эвакуатора нет, и снова вызывали его, но уже из каких-то Сорочьих Низов. Потом ругались уже, кажется, просто так. Потом расспрашивали – есть ли у нашего отца права, он же однорукий. Я говорила, что права есть, что комиссию он проходит каждый год, так что всё в порядке.
Потом мы со Светкой сидели в полицейской машине и тосковали. Губа у Светки наконец-то засохла, но, засохнув, распухла, от чего Светка стала похожа на клоуна.
Когда с машиной и с формальностями всё было закончено, нас повезли в Холмы. Полицейский сказал, что решено нас пока оставить в Холмах. Врачи «Скорой помощи» сообщили им, что наш отец пролежит в больнице дня два-три, в этих самых Сорочьих Низах, потом его выпишут, вряд ли дольше задержат. А мы это время поживём… в больнице.
– Почему в больнице? – спросила Светка.
– Это временно, – ответил старший полисмен. – Центр по работе с несовершеннолетними у нас только в Знобищеве, да и то на ремонте пока. Лучше вам пару дней в Холмах пожить.
– Но почему в больнице?
– Больше негде. Больных никого нет, а палаты недавно отремонтированы. У нас все там останавливаются, даже музыканты, когда приезжают. А отец ваш… Кстати, а мама ваша где?
– Она умерла, – мрачно ответила Светка.
