Тут было три этажа, широкие коридоры и высокие потолки, и такие же высокие окна, поэтому на больницу не походило, слишком светло. Зелёный линолеум с протёртыми тропками, батареи, крашенные в охру, какие-то рисунки, замазанные на стенах белой эмалью. Фонтанчики с водой, торчащие из стен.
Никого.
Безжизненно. Ни больных, ни здоровых, ни врачей, ни пациентов. Все выздоровели. Решил начать осмотр сверху, поднялся на третий по широкой лестнице, уткнулся в дверь. Хорошая, крепкая дверь, закрыто. Третий этаж недоступен.
Я наклонился и посмотрел в замочную скважину.
Неожиданно подумал, что никогда в жизни не смотрел в замочную скважину. Кажется, самая обычная штука, в фильмах и книгах герои смотрят в замочные скважины напропалую, а вот в реальности…
Первый раз.
Видно было неплохо, белый коридор, справа окна, слева палаты, плитка на полу выложена ромбами. Ничего необычного, больничное отделение, в котором нет пациентов. На подоконнике белый халат валялся. Я уже почти оторвался от этой скважины, но тут…
Я оторвался от замочной скважины.
Ну и что? Ну, подумаешь, халат белый. Ну, заляпан ржавчиной. И что? Больница ведь. На третьем этаже хирургическое отделение, так что ничего необычного в перепачканном халате. Подумаешь. Надо ещё посмотреть.
Я вдруг понял, что боюсь. Посмотрю – а халата там нет больше. Вот и думай – утащил его кто или причудился мне этот халат, и то и другое плохо.
Всё-таки глянул. Халат продолжал лежать на подоконнике. Халат как халат, нечего себя накручивать.
Спустился на второй.
Тут ничего необычного, коридор точно такой же, как на третьем. Те же ромбы на полу, те же подоконники, двери только открыты. Людей никого.
Запахло мазью Вишневского.
– Странный городок, – сказала Светка. – Больница есть, а больных нет…
Я обернулся.
Светка стояла рядом, подкралась неслышно, мазь выдала. Не спится, значит.
– Лето, – сказал я.
– А что они на нас смотрели так? – Светка понюхала банку с мазью, поморщилась. – Утром? Когда мы уезжали?
– Дикие, – ответил я. – Вот тебе и объяснение. Дикие люди. А потом, они, может, не на нас смотрели, а на птиц. Узнали, что птиц понападало, и приехали посмотреть.
– Птицепад – отдельная песня. – Светка подула на запястье. – Может, тут и рыба передохла?
– Не, не передохла, – возразил я. – Её давно уже выловили и съели. Вот лягушки передохли – это да. А птицы объелись лягушками и уже в свою очередь передохли. Все передохли. Все передохли, а есть охота, между прочим. Интересно, тут больных чем-то кормят? Или они тоже должны передохнуть?
Светка пожала плечами.
– А ты чего бороздишь? – спросила она.
– Так, смотрел.
– Пойдём вниз, там эта… Юлия Владимировна должна вот-вот…
Спустились на первый. Юлии Владимировны не прибыло, тихо и скучно, как может быть скучно только в Трупылёве, только летом. Я вообще не люблю лето, лето – это всегда…
А, ладно.
Мы посидели ещё с полчасика в ожидании Юлии Владимировны, надоело, и я заглянул в кабинет. Медсестра спала за столом в обнимку с телефоном.
– Похоже, Юлия Владимировна откладывается, – сказал я Светке. – Может, до магазина прогуляемся? Прокормим себя сами?
От пенькового техникума под гору спускалась улица им. И. А. Вопленко, по ней мы и двинулись в поисках магазина. Но магазинов не попадалось что-то, сначала ул. Вопленко представляла собой просторную липовую аллею, а как липы кончились, начались небольшие, но очень разные деревянные домики, все крепкие, затейливые и какие-то чуть сказочные. Мы шагали по центру улицы, и я замечал, как шевелятся шторы на окнах – за нами наблюдали. Светка, кажется, чувствовала то же, она то и дело оглядывалась и вздыхала.
– Неприятное место, – повторила Светка в очередной раз. – И день дурацкий.
– Надо было в Знобищево ехать, – сказал я. – Я ошибся, увы.
– Да хоть в Трупылёво. Но папенька как упёрся, – сосна, сосна… И ты туда же… Результат налицо – сам он отдыхает на больничной койке, а мы… Непонятно, что дальше…
– Дальше идёт нам навстречу, – кивнул я.
Вверх по улице с трудом шагала женщина в полицейской форме и с папкой под мышкой. Я подумал, что это и есть Юлия Владимировна, и не ошибся; заметив нас, женщина остановилась и стала улыбаться, дожидаясь, пока мы не приблизимся к ней.
– Здравствуйте, – сказала она. – Меня зовут Юлия Владимировна, я из инспекции по делам несовершеннолетних. А вы, наверное, Светлана и Мар… Марсель?
– Правильно говорить Марцелл, – поправил я. – Это по-древнеримски означает…
– Да никакой он не Марцелл, – тут же вмешалась Светка. – Он Марсель. Самый обычный Марсель. Наша мама любила французскую литературу, особенно писателя Пруста, он ей от бессонницы помогал и от мигрени. Как мигрень – так сразу томик Пруста, как бессонница – так «В сторону Свана». А вы любите Пруста?
Я мигнул ей – перегибаешь, – но Светка уже сорвалась.
– Вижу – вы его горячая поклонница, это читается во взоре!
Лето. Пенька. Влипли. Влипли.
– Я? – Юлия Владимировна удивилась. – Нет, я как-то не очень… То есть в техникуме, конечно…
– Значит, вы любите Кафку, – разбушевалась Светлана. – Все, кто служит на государственной службе, любят Кафку, слышала, что там принято дарить собрания сочинений. И Кафка в лидерах.
– Я не очень… то есть это…
– А тут есть столовая? – наседала Светлана. – А то мы с Марчелло проголодались, а когда я голодная, я всегда чешусь.
Светлана сунула под нос Юлии Владимировне расчёсанное запястье.
– Тут чипок недалеко, – указала ухоженным пальцем Юлия Владимировна. – Там чай можно попить с выпечкой…
– Я люблю выпечку, – сказала Светка. – Особенно пироги. Особенно с зайчатиной. Вы любите с зайчатиной?
Ну, всё, подумал я, Светка окончательно сорвалась, умничать пустилась, а это зря, в её возрасте так мало кто умничает, Юлия Владимировна, глядя на такие безобразия, может много чего подумать. Нет, всё-таки отцу надо серьёзнее подходить к нашему воспитанию, а то мы немного распустились. Потупее надо быть, потупее.
– Я не знаю… – Юлия Владимировна принялась теребить папку. – У нас с зайчатиной нет, наверное…
– Это она шутит, – сказал я. – Она книжек много читает, повыделываться любит. Мы обычные пироги едим, с капустой, с грибами, с луком и яйцом.
– С капустой у нас есть, – с облегчением сказала Юлия Владимировна. – Вы пока чаю попейте, а я вас в больнице подожду. Нам надо кое-что уладить, а я в инспекции по делам несовершеннолетних только послезавтра буду…