Я всегда пристёгиваюсь. И Светка. Отец в этот раз пренебрёг пассивной безопасностью.
Тымц. Машина наткнулась на невидимое в пыли препятствие. Нас кинуло вперёд, сработали ремни. Слева от меня надулась подушка. Справа по лобовому стеклу пробежала трещина.
«Ровер» замер. Что-то потрескивало в двигателе, на приборке мигала красным лампочка. Пыль оседала.
Отец лежал на руле, уткнувшись в подушку. И словно бы спал. Я оглянулся. Светка висела на ремне, без сознания. У меня болело плечо. Я отстегнул ремень, открыл дверь и вышел на воздух. Пыль осела, машина стояла на самом краю дороги, колесо съехало в канаву. Чуть впереди, присыпанное ржавой пылью, лежало нечто.
Чёрная туша, я подумал, что медведь. Никак не меньше медведя, густая шерсть, встопорщенная кровью.
И вонь.
Он шевельнулся.
Медведь.
Я оглянулся.
Машина исчезла, я остался один на дороге, и медведь был рядом. Я посмотрел на него и…
Не медведь.
Это был не медведь. И он был уже рядом, и из его пасти вываливалась жёлтая кровавая жилка. Ага.
Красноглазый.
– Марсик! – Светка тормошила меня за плечо. – Марсик! Ты спишь!
Я заорал снова и проснулся. Палата. Ребристые лампы. Чистота.
Светка сидела рядом, толкала в плечо.
– Кошмар? – спросила Светка.
– Ага. Что-то новенькое, такого раньше не видал. Мне наша авария приснилась, только сбили мы не кабана…
– А кого?
– Сначала мне показалось, что медведь.
Светка поморщилась. Плюшевых медведей она любит, настоящих – наоборот.
– Но это был не совсем медведь, – сказал я.
Светка поморщилась снова.
– Только не начинай рассказывать свои сны, – ухмыльнулась она. – Это утомительно в высшей степени. Знаешь, когда я читаю книжку и там начинается про сны, мне убиться хочется. Это ещё скучнее, чем рассматривать фотографии с чужого отдыха.
– Мне приснился красноглазый, – сказал я.
– Медведь? Красноглазый медведь?
– Говорю же, это был не медведь…
– Тебе тоже, – перебила Светка.
– Что тоже?
– Нервы лечить пора. Тебя неплохо бы на годик в нервный санаторий. А меня на два.
Светка поднялась с моей койки, подошла к стеклянному книжному шкафу, достала наугад книжку.
– Хочу, чтобы меня лечили пиявками, электричеством и моржеванием, – сказала Светка. – Солёвыми ваннами. Иглоукалыванием. Кислородными коктейлями, Марсик! Электросном, Марсик! Хочу, чтобы в голове звенело от пустоты.
– Я слышал, криосауна ещё помогает, – добавил я. – От неё приятная пустота в голове.
– Нам так мало лет, а мы мечтаем о пустоте в голове, – вздохнула Светка. – Это ненормально.
– Это время такое. Время сжимается в кулак, и между пальцами течёт кровь. Так вот.
Светка поглядела на обложку книги.
– Ааду Хинт, – прочитала она. – Однако…
– Так книжка называется?
– Так автор называется. А книжка…
Светка открыла книгу.
– Оптимистичненько называется, – Светка щёлкнула по обложке пальцем. – Первая повесть «Проказа», вторая «Лепрозорий Ватку». Вот и верь после этого в совпадения.
– «Лепрозорий Ватку»? – переспросил я. – Оригинальное название.
– Угу. Они тут, видимо, библиотерапией баловались…
Светка бухнулась в койку, закинула ноги на спинку.
– Почитаю, пожалуй, с утра, с утра художественное слово особенно полезно. Бодрит кровь не хуже кофе.
– Ну почитай.
А я отправился умываться. Умывался, драил зубы электрощёткой на высоких оборотах и глядел в зеркало, которое и в туалете было почти от пола до потолка. Под засохшей липой, черневшей прямо напротив окна, зеленел раскладной стульчик. Вчера вечером этого стульчика не было.
Наблюдают. Ладно. Пусть.
– Ну, как прокажённые? – спросил я, вернувшись в палату.
Светка лежала и читала, быстро перелистывая страницы. Скорочтение, однако. А я вот не люблю скорочтение, половина мимо мозга проскакивает.
– Ничего, – кивнула Светка. – Поучительно. Страдают и думают.
– О чём?
– В основном о том, что пожрать. У них там не только проказа, но и голод. Лифляндия, однако, солёными миногами питались.
– Печально.
– Угу. А главный герой пытается понять, почему проказа грызёт одних людей и минует других, хотя есть нечего и тем, и другим, и главному герою.
– И почему же?
– Потому что люди разные. Одни как бы готовы принять гниль, а другие нет, другие сопротивляются. Причём это всё на подсознательном уровне.
– Чушь, – возразил я. – Проказа – это обычные микробы, любой может заболеть, никто не застрахован. Лечится антибиотиками.
– Любой может, но болеют не все. Значит, не просто микробы. Вон Че Гевара проехался по всем лепрозориям Латинской Америки – и не заболел. Не пристало.
Я промолчал. Че Гевара – мощный аргумент, кто с ним может соперничать?
– Раньше считали, что лепра – это дыхание василиска, – сказала Светка. – Что, если в каком-то городе люди много болеют, то где-то в окрестных топях обязательно лежит василиск. И своим зловонным дыханием отравляет и заражает население.
– И что с ним делать? – поинтересовался я. – С таким василиском?
– Обычно искали рыцаря-добровольца. Он ехал в топи и протыкал змея позолоченным копьём. Конечно, после этого рыцарь помирал от отвращения, а его образ чеканили на копейках. Если добровольного рыцаря не находилось, в болото отправлялись поселяне и заливали болото кипящим асфальтом. А сейчас каждый дурак о микробах начинает рассуждать…
Это она про меня. Но я не обижаюсь.
– Забавный выбор книг для больницы, – отметил я. – Больным полезно читать про прокажённых…
– Я же говорю – библиотерапия, – теперь перебила уже Светка.
– Вряд ли.
Знавал я библиотерапевтов, люди серьёзные, научная основа, всё такое, если у тебя туберкулез, читай про Незнайку, а если аппендицит, то строго про «Дети подземелья».
– А может, тут вообще лепрозорий был, – предположила Светка.
– Да не, брось. Тут техникум пеньковый был.
Но как-то неприятно стало.
– А что? Вполне может, – Светка стала развивать свои глупости. – Запросто. Здание стоит отдельно. Раньше было занято под больницу, сейчас больных нет. Есть забор, правда, завалившийся… Кстати!
