Благодаря могущественным связям В. Кантор мог при желании решить любой вопрос: от получения квартиры, покупки автомашины до награждения правительственной наградой. Расплачиваться продавщицам приходилось тут же, на директорском диване… Тогда на директорском светофоре надолго загорался красный свет. В приемной ожидающие переглядывались друг с другом с понимающей улыбкой. Некоторые молоденькие продавщицы вынуждены были соглашаться на его притязания даже ради получения положительной характеристики для поступления в институт.
Хуже приходилось тому, кто был строптив и решался отовариваться дефицитом без ведома всемогущего директора. Однажды он узнал, что серьги с бриллиантами за 1600 рублей купила себе его заместитель Л. Архипова. Кантор пришел в ярость и потребовал положить покупку на стол. Услышав отказ, процедил сквозь зубы: «В таком случае я с вами работать не смогу!»
Архипова была вынуждена уйти «по собственному желанию». Гнев Кантора был вызван тем, что строптивый заместитель позволила вторгнуться в святая святых его подпольной деятельности. Дело в том, что основным источником доходов Кантора в конце 70-х — начале 80-х была скупка ювелирных изделий накануне подорожания и затем продажа их через ту же самую секцию с помощью заведующей Ульяновой. В те годы время от времени происходила переоценка ювелирных изделий. В результате их стоимость обычно возрастала сразу вдвое, а то и втрое. Зная об этом, а также имея своих людей в вышестоящих торговых организациях, Кантор за пару дней до очередной переоценки скупал все ювелирные изделия, находившиеся в продаже в его универмаге. А когда цены на те же бирюльки удваивались, он снова выставлял их на продажу, неплохо зарабатывая на этой простой операции.
Данные о том, что обаятельный директор универмага занимается незаконной деятельностью, поступали в управление БХСС уже давно. Однако полномасштабное расследование почему-то не проводили. Скорее всего, кто-то информировал Кантора о грядущих проверках, и он включал на полную катушку свои нешуточные связи. Все изменилось в 1984 году. Новый начальник Управления БХСС Москвы полковник милиции Александр Стерлигов был настроен весьма решительно. Как-то раз Александр Николаевич пригласил к себе в кабинет своего заместителя Александра Мордовца. Разговор пошел о Канторе и Сокольническом универмаге.
— В том, что Кантор жулик, я не сомневаюсь, — заметил Стерлигов. — Но жулик не рядовой. Таких нужно брать исключительно с поличным, предварительно самым тщательным образом задокументировав все его махинации. Попрошу вас, Александр Петрович, лично заняться этим делом. Управление окажет вам любую помощь.
Забегая вперед, отметим, что свое слово начальник сдержал: действительно, в работе по изобличению Кантора был задействован практически весь личный состав Московского управления БХСС. Но это будет позже, а тогда, осенью 1984 года, полной уверенности в том, что Кантора удастся привлечь к уголовной ответственности, еще не было. И вот почему.
Дело в том, что директор Сокольнического универмага, по имевшейся информации, намеревался уйти на заслуженный отдых. И в самом деле, возраст у него уже был глубоко пенсионный, а денег и ценностей за долгие годы руководства универмагом он наворовал столько, что хватило бы на старость не только ему, но и его детям и внукам. Так что вопрос с уходом Кантора был практически решен. Но уйти он хотел с помпой, торжественно, так, чтобы об этом говорила вся Москва. И приурочить свой выход на пенсию директор намеревался к Дню Победы. Накануне 9 мая 1985 года Кантору должны были вручить орден Отечественной войны I степени. Это, по замыслу Кантора, будет эдаким «дембельским» аккордом, достойным завершением долгой карьеры торгового работника.
Оперативники понимали, что времени на раскачку у них нет. Если все получится так, как задумал предприимчивый директор, старания сыщиков пойдут прахом: уйдя на пенсию, Кантор станет практически недосягаемым для органов БХСС. Поэтому привлечь его к реальной уголовной ответственности можно было либо до праздника Победы, либо никогда.
Памятуя об этом, Мордовец и его коллеги включились в работу. Надо было в предельно сжатые сроки собрать и тщательно зафиксировать все, что происходит в Сокольническом универмаге и его филиалах. Несколько месяцев кряду группы оперативных работников неусыпно отслеживали, когда, кому и какие товары поступают. Одновременно были взяты под контроль квартиры самого Кантора и возможных соучастников его афер. Все телодвижения директора и его подельников снимались на видеопленку, чтобы затем, в процессе следствия и судебного разбирательства, служить убедительными доказательствами противозаконной деятельности.
Вообще потрясающие люди служили в те годы в Московском управлении БХСС. Это были не только профессионалы своего дела, но и люди одержимые, готовые работать ради торжества справедливости сутками напролет. И это не метафора. Чтобы собрать улики по делу Кантора, оперативникам приходилось работать даже по ночам. Особенно досталось тем, кому поручили наблюдать за гаражом и квартирой самого Кантора. Выбрав неприметное место для наблюдения, оперативники часами, в любую погоду, поджидали своего «подопечного», чтобы запечатлеть на видеокамеру некоторые любопытные подробности из жизни директора универмага…
И вот, наконец, наступил момент, когда собранной информации оказалось достаточно, чтобы взять с поличным всех участников торговых махинаций. Датой операции было выбрано 4 апреля 1985 года. Как раз накануне с прилавков Сокольнического универмага исчезли все драгоценности — значит, скоро должна была пройти переоценка.
По воспоминаниям Александра Мордовца, в операции по задержанию Кантора было задействовано в общей сложности триста человек. Специальные группы оперативников отправились одновременно по всем адресам: в сам магазин и его филиалы, а также на квартиры подручных директора, чтобы исключить какие-либо неожиданности. Причем, все действия проводились в обстановке строжайшей секретности. Люди, участвовавшие в задержаниях, до последнего момента сами не знали, кого именно и где они будут «брать». Просто оперативники заходили в служебный автобус, рассаживались в салоне. После чего в автобус входил Александр Мордовец, возглавлявший операцию, и подробно инструктировал людей. Затем автобус отправлялся по нужному адресу. Поскольку ни пейджеров, ни мобильников в середине 1980-х годов еще не было, утечка информации практически исключалась.
Самого Кантора взяли утром возле его гаража. Директор спокойно садился в машину, чтобы отправиться на работу, и вдруг как гром средь ясного неба:
— Гражданин Кантор, вы арестованы!
Нужно было видеть выражение его лица. Первые секунды — изумление, затем искреннее негодование, потом — бешеная злоба:
— Да вы что себе позволяете? Не знаете, кто я такой? Да я вас в порошок сотру…
Впрочем, оперативников такими угрозами не запугаешь. К моменту ареста Кантора столичные опера уже провели целую серию блестящих операций по задержанию высокопоставленных аферистов. И каждый раз во время ареста слышали одно и то же: дескать, недолго вам носить погоны, сейчас позвоню кому надо — и полетят ваши головушки… Александр Мордовец, например, возглавлявший операцию по аресту Кантора, тремя годами ранее вел дело некоего Бориса Буряцы. Тогда, весной 1982-го, этот Буряца тоже кричал, ругался и грозился позвонить самому… Леониду Ильичу Брежневу. Как потом выяснилось, угрозы эти были не на пустом месте. Буряца, бывший в начале 1980-х годов одним из самых респектабельных московских фарцовщиков, водил дружбу с дочерью Генерального секретаря ЦК КПСС. Эта история вполне заслуживает отдельного рассказа, и мы к ней обязательно вернемся. А пока — дело Владимира Кантора, заключительный этап.
