Сам Звездинский настаивает на политической подоплеке собственных проблем с законом: «Время моей юности совпало с периодом оттепели. Молодежные кафе, выступления поэтов, джаз-клубы и джэм-сейшны. Я играл на барабанах, и джазовые вечера были нашим самым любимым времяпрепровождением.
На джем-сейшенах мы подружились с Андреем Товмася-ном, Лешей Козловым, Володей Данилиным, Лешей Кузнецовым и многими другими джазменами. Кстати, Кузнецов тоже начинал на барабанах, а позже стал всемирно известным джаз-гитаристом. Недавно в Москве проходил фестиваль Джаза, и, конечно, мы всей семьей пошли туда. Я пришел все равно, что на встречу с юностью. В тот вечер я понял, как молоды мы были, как веселы, как любили жизнь.
Понимает ли современная молодежь, что подобные вечера были из области запредельной вседозволенности? Теперь, когда московская ночная жизнь стала привычной, трудно себе представить, что в 10 вечера город вымирал. А тут вдруг все можно.
Это был период творческого фонтанирования. Будучи еще совсем юным, я окончательно влез в тему Белого Движения, написал романсы, которые вошли в «Белогвардейский цикл». «Поручик Голицын» был написан именно тогда. Да, многие из нас тогда расслабились, стали дышать, мыслить и говорить свободно. Оказалось, что все мы, охмелевшие от вседозволенности, слегка заблуждались…
Ну, сами посудите, разве мог я предположить, что хорошенькая девчонка, с которой я познакомился после концерта в кафе «Аэлита», окажется провокатором КГБ? Как-то я решил спеть на публике «Поручика». Так было принято в молодежных кафе. Стоял микрофон, и кто хотел, тот и мог выступить. Вот и я взял гитару и спел свои первые романсы. Можете себе представить, как приятно было, что у тебя появились первые поклонники? Девчонка, как и я, обожала джаз. Она посещала все джэм-сейшены. И как-то раз она предложила мне поехать в гости к ее друзьям, попеть под гитару. У выхода нас ждал «Зим», за рулем был ее брат. Не успели проехать и 500 метров, как раздался милицейский свисток, машина резко остановилась, вся компания дружно испарилась, и, пока я сообразил, в чем дело, было уже поздно. В угоне этой машины обвинили меня. Я пытался было объяснить, что, находясь на заднем сиденье, машину не угонишь, да еще с гитарой в руках, но мои объяснения их не интересовали. Их интересовал я, потому что «Поручик» не нравился властям. Так впервые мне дали понять, что я не то пою». Так ему вспоминается. На самом деле все происходило не столь романтично.
В советские годы рестораны обычно работали до 11 часов вечера. Такое правило существовало для всех, кроме Звездинского. За взятки он договаривался с директорами подмосковных ресторанов, и они устраивали закрытые вечеринки. Пускали туда только своих, тщательно проверенных людей. Чтобы попасть на такую вечеринку, нужно было иметь минимум две рекомендации. Директора ресторанов, хотя и нарушали существовавшие правила, тем не менее, охотно шли на это. Прибыль, которую они получали за каждую такую вечеринку, исчислялась многими сотнями рублей.
Итак, в одиннадцать часов вечера, как только выпроваживался последний посетитель, ресторанные халдеи быстренько сервировали столы для ночных гостей. Никакой особой роскошью сервировка не отличалась. Обычно это были столики на четыре персоны. На каждом стояла пара бутылок водки и скромная закуска. Стоило все это рублей 10–15, не больше. Однако с ночных посетителей директора ресторанов брали за каждый столик по 50 целковых. И от желающих не было отбоя. На эти ночные посиделки приходили не столько поесть и выпить, сколько, во-первых, потереться в кругу себе подобных дельцов, а во-вторых, вдоволь наслушаться бойких песенок в исполнении Звездинского.
В те годы полублатная антисоветчина, исполняемая хрипловатым голоском, пользовалась в определенной среде колоссальным успехом. А поскольку послушать эти песни, кроме как на закрытых тусовках, было негде, любители такого шансона готовы были хорошо платить за удовольствие. И охочий до денег Звездинский этим пользовался. Любая песня на бис стоила 10 рублей. Хочешь послушать еще раз — плати 25. С каждым последующим исполнением стоимость увеличивалась вдвое. Иногда за вечер Звездинский «хрипел» с одной и той же песней по восемь-десять раз. Нетрудно подсчитать размер его гонорара: как правило, это были суммы с тремя-четырьмя нулями.
В течение довольно долгого времени Звездинский периодически снимал рестораны в Подмосковье, где и устраивал свои подпольные концерты. Особенно часто это происходило в Люберцах, родном городе Звездинского. Сотрудники Московского управления БХСС прекрасно об этом знали, но поскольку Подмосковье не их территория, никаких активных действий не предпринимали. Но в один прекрасный день (дело было в 1980 году) Звездинский надумал провернуть такую же аферу в Москве. В столичное управление БХСС поступила оперативная информация о том, что в ночь на 8 марта забронирован ресторан «Азов». Ожидается большой наплыв гостей, а выступать перед ними будет Михаил Звездинский.
Вечером к «Азову» стали подтягиваться сотрудники ОБХСС. Кто-то под видом завсегдатая таких концертов умудрился проникнуть внутрь. Большинство оперативников рассредоточилось поблизости, взяв под наблюдение все выходы из ресторана.
Ближе к утру из кабака начали выходить посетители. Каждого аккуратно брали под белые рученьки, сажали в машину и везли на Петровку на допрос. Все показания тщательнейшим образом фиксировались. Оперативники выясняли, кто сколько и кому платил, какие блюда и напитки заказывал, сколько раз выходил на сцену Звездинский. Удалось выяснить даже размер его гонорара: по самым скромным подсчетам, в ту ночь шансонье заработал 25 тысяч рублей.
На основании полученной информации Звездинский был арестован. Во время задержания один из оперативников, человек не без чувства юмора, обращаясь к певцу, съязвил: «Маэстро Звездинский, слезайте с коня». Получился довольно комичный парафраз известной «белогвардейской» песни о поручике Голицыне и корнете Оболенском, которому предлагают седлать коня, и все, кто в тот момент находился поблизости, невольно рассмеялись.
Впрочем, самому маэстро было не до смеха. Звездинскому предъявили достаточно серьезные обвинения: дачу взятки директору ресторана и незаконное предпринимательство. Певец получил шесть лет лишения свободы. Этот срок стал уже четвертым по счету в жизни гражданина Дейнекина. Правда, предыдущие три никак не связаны с экономической преступностью.
После освобождения Звездинскому удалось войти в обойму популярных эстрадных исполнителей, причем на вполне официальном уровне. При этом оказалось, что певец нечистоплотен и в области авторского права. Звездинского не раз уличали в том, что он приписывал себе стихи и музыку песен, написанных другими композиторами и поэтами. Впрочем, в бурные перестроечные и уж тем более постсоветские годы на такие «мелочи», как плагиат, никто не обращал особого внимания.
Тело и дело гражданки Мойзер
Настоящее ее имя — Людмила Рындина. Но в историю криминальной Москвы эта дамочка вошла под фамилией Мойзер. Так звали известного югославского певца 1970-1980-х годов. В Югославии Иво Мойзер был так же популярен, как в Советском Союзе Иосиф Кобзон. Где и когда гражданка Рындина умудрилась «подцепить» заграничную знаменитость — неизвестно. Однако знатоки уверяют: когда Мойзер приезжал в Москву, то регулярно пользовался ее услугами. Дело в том, что Людмила Рындина, в замужестве Мойзер, в начале 1980-х годов была самой известной московской центровой проституткой. Справедливости ради нужно отметить, что барышня она была весьма привлекательной: роскошная фигура, правильные черты лица — в общем, куколка, да и только. В определенных кругах ее так и называли: Кукла.
