Сомнение – вот что мне нужно заронить в её душе, чтобы она не безоговорочно поверила своему фавориту, а хотя бы допустила меня до себя, просто дабы узнать мою версию. А там…
Что будет “там” – я сознательно решил не загадывать. У меня имелся план, однако в нём было слишком много “если”. Главное – не дать Лифариусу завладеть инициативой, с чем, я думаю, вполне справился, вон как Златолесская нет-нет, но поглядывает на меня в ответ.
Как доморощенного фаворита не разорвало после моего тоста – я тоже не знаю. Но по его багровому от ярости лицу, демонстирующему, что он едва сдерживается, чтобы не вскочить и прилюдно на меня не наорать, я вполне ясно прочёл, что с этого момента война между нами будет не на жизнь, а на смерть.
Подозвав официанта, он что-то шепнул ему на ухо, но мне в это время как раз принесли столовые приборы и тарелки, и я отвлёкся, накидав себе всякого с общих блюд, быстро закусывая, пока кто-нибудь ещё чего не взялся тостовать.
Потом начали разносить первое, но стоило мне по примеру остальных зачерпнуть суп ложкой, как я едва не выплюнул всё тут же обратно, потому что он оказался дико, приторно солёным.
Глянув на остальных, я обнаружил, что те хлебают без каких-либо проблем, а значит, проблема была лишь у меня.
Причина? Ну, тут двух мнений быть не могло. Я посмотрел на противоположный край стола и покачал головой. Насыпать соли в тарелку недругу, детский сад да и только.
Подымать хай? А накой? И я, убрав в сторону принесённые блюда, решительно пододвинул к себе тарелку с закусками. Голодным, как бы ни старался Лифариус, я сегодня всё равно не уйду.
Глава 14
Весь следующий день я просидел как на иголках. Ну не мог Лифариус не накапать боярыне на меня. Просто не мог. Не такой он человек, чтобы забыть обиду.
Я ходил по комнате из угла в угол, буквально метался, словно тигр в клетке, и никак не мог успокоиться. Пробовал себя отвлечь компом, но даже там у меня не клеилось, и после десятой подряд победы ботов я его выключил и, плюнув, просто плюхнулся на кровать, включая телек.
Одно хорошо, к вечеру первый мандраж прошёл — я, что называется, перегорел и смог мыслить более-менее критично, что в случае вызова меня на ковёр было бы весьма неплохо. Но всё равно явление Захаровны я воспринял с облегчением, так как наконец мог узнать хоть что-то.
Зайдя, женщина критически осмотрела меня, вынув расческу, чуть поправила волосы на голове. Произнесла с лёгким беспокойством:
— В общем, Петя, через полчаса идёшь к боярыне. Не знаю уж, что ей наговорили, но когда меня вызывала, то была явно не в духе. Так что готовься отвечать на вопросы. Надеюсь, ты найдёшь, что сказать.
– Найду, Раиса Захаровна, не беспокойтесь.
– Ох, Петя, зря ты с Лифариусом так рано в противостояние вступил. Умнее надо было, незаметнее, тихой сапой.
— Да знаю я, – поморщившись, я принялся переодеваться в пристойный для похода к боярыне костюм. – Виноват, не сдержался тогда.
– Ладно, что уж там, — женщина вздохнула. – Поздно уже горевать, пора думать, что дальше делать.
Одевшись, тщательно в уме перебрав все наши стычки с боярским фаворитом и заготовив разумное объяснения, я кивнул:
– Готов.
– Ну пошли, горе ты моё.
Захаровна, глянув в зеркало, поправила прическу и у себя, а затем, выйдя первой, повела меня к боярской опочивальне.
Остановившись подле знакомой двери, я поднял ладонь для стука и внезапно вспомнил монолог Кузьмича из “Особенностей национальной охоты”. Пробормотал тихо:
– Хир зинд вир цу гаст, – после чего, собравшись с мужеством, постучал.
После приглушённого ”войдите” толкнул дверь от себя, напоследок бросив взгляд на взволновано смотрящую мне вслед мамку. Подумал: “Переживает”, – и порадовался, что правильно сделал, перетянув её на свою сторону. По крайней мере, трудно было найти лучшую кандидатуру, что имела бы такой авторитет и знакомства среди работников усадьбы. Она, кстати, кое-что поведала мне о внутренней “кухне”, в которой, как оказалось, Лифариус был не мелкой трусливой рыбёшкой, а скорее хищником с весьма острыми зубами. Некоторая часть слуг стучала ему и выполняла поручения негласного характера…
Но что-то я отвлёкся.
Боярыня сидела в глубоком кресле, закинув ногу на ногу и что-то разглядывая на планшете, удобно расположившемся у неё на ладони. Одета она была в цветастый халат, перехваченный поясом, это, похоже, являлось общим трендом домашней одежды местных знатных дам. Есть ли что-то под ним или нет – я не разглядел, он был плотно запахнут и прикрывал ноги до колен.
Завидев меня, боярыня убрала планшет в сторону, однако вставать не стала, а лишь внимательно меня осмотрела, заставляя неуверенно застыть подле двери.
-- Здравствуй, Петя.
– Здравствуйте, госпожа.
– Подойди, – она указала глазами на ковёр перед ней, и я, пересиливая поднявшуюся в душе робость, сделал пару шагов вперёд.
– Не бойся, я просто хочу кое-что прояснить. Наказывать не буду.
– Хорошо, – я постарался выглядеть уверенней, проклиная тело, на каком-то подсознательном уровне трепетавшее от одного взгляда главы рода Златолесских.
– Расскажи, что у вас произошло с Лифариусом?
Она спрашивала спокойно, но что-то мне подсказывало, что от моих ответов будет зависеть очень многое. От того, как я буду говорить, как себя вести.
Боярыня меня не торопила, давая время всё обдумать, и я, воспользовавшись паузой, постарался поставить себя на её место, увидеть ситуацию её глазами.
Мужики здесь слыли особами склочными, скандальными и весьма вредными. Боярский фаворит был тому самым что ни на есть каноничным примером. Женщины тут к такому привыкли. И если я сейчас начну в ответ ябедничать на Лифариуса, воспринято это будет вполне нормально, обыденно даже. Вот только хочу ли я сам быть как прочий мужской пол?
“Нет – ответил я сам себе на невысказанный вопрос, – не хочу. Да и для боярыни тогда я стану таким же, как и все. А я – не такой. Я другой. Я лучше, мать их всех за ногу!”
– Ничего такого, госпожа, – сказал я, взглянув ей в глаза, – что стоило бы вашего внимания. Мелочь, недоразумение.
– Недоразумение? – она несколько раз задумчиво прихлопнула ладонью по подлокотнику кресла. – А вот Лифариус говорит, что ты грубо нарушил правила поведения и вдобавок избил его и нескольких других мальчиков. Это не слишком похоже на обычное недоразумение. И такая, скажу честно, беспричинная агрессия выглядит очень странно.
“Пытается спровоцировать меня на оправдания и, возможно, ответные обвинения в сторону Лифариуса, – понял я. – Ну уж нет, настоящий мужчина никогда не оправдывается – он твёрдо и стойко принимает ответственность за свои действия”.
