– Виноват, госпожа, – я резко склонил голову, – и готов понести за это наказание.
– Даже так? – Златолесская поднялась, обошла кругом меня, вытянувшегося по стойке смирно словно оловянный солдатик. – И совершенно ничего не хочешь сказать в своё оправдание?
– Мне не в чем оправдываться, – по возможности спокойно ответил я, – как не о чем и сожалеть. Возникни подобная ситуация ещё раз, я поступил бы точно так же.
Женщина остановилась за моей спиной, но я не спешил поворачиваться.
– Ты упорно не хочешь сообщать мне, в чём заключались разногласия между вами, но ты же понимаешь,что тогда остаются только слова Лифариуса, которые весьма нелицеприятны?
– Понимаю, госпожа, – я продолжал смотреть прямо перед собой, хоть и чувствовал её дыхание у себя за правым плечом. – Но я привык свои проблемы решать сам, не втягивая никого, тем более вас. Уверен, что вам хватает забот и без необходимости разбираться с гаремными дрязгами.
Дыхание женщины стало ближе, а губы почти коснулись моего уха.
– Я смотрю, ты и сам не в восторге от этих дрязг.
– Терпеть их не могу, – ответил я, а затем чуть вздрогнул, когда она слегка куснула правую мочку. – Предпочитаю разговаривать прямо и открыто доносить своё мнение, а не держать камень за пазухой и устраивать пакости уровня детского сада.
– Даже путём удара кулаком в лицо? – боярыня вернулась в кресло.
– Даже им, – ответил я, – если иное невозможно.
Она чуть улыбнулась, и я маленько расслабился – похоже, речь мою она восприняла вполне благосклонно.
– Да, таким мне тебя и охарактеризовали, – после недолгой паузы произнесла Златолесская. – Честный и правильный мальчик с характером.
– Не мальчик, – поправил я её. В ответ же на приподнятую вопросительно бровь добавил: – Вы давно уже сделали меня мужчиной. А мужчины, настоящие мужчины, всегда чётко знают, чего хотят.
– И чего же хочешь ты?
– Сейчас, – я снова взглянул ей в глаза, – я хочу вас.
Удивил, точно удивил! Я понял это по её лицу, на миг, на долю секунды изменившему привычной маске уверенного спокойствия.
– Ты имеешь в виду…
– Да, – кивнул, шагнул ближе. – Хочу вас, ваше тело. Хочу любоваться вашей грудью, целовать ваши губы, чувствовать, какая вы внутри, как вы скользите на мне, как с каждым движением всё больше вминаете в кровать. А ещё хочу сам вас касаться, гладить, сжимать как можно сильнее.
– Ох, Петя… – прошептала боярыня с выступившим на щеках слабым румянцем. – А я ведь тоже очень по тебе соскучилась...
Порывисто вскочив, она жадно присосалась к моим губам. А затем буквально оторвала от пола, легко, словно пушинку, подхватив на руки, и понесла в спальню, на кровать.
Вот только когда Златолесская вновь, как и прежде, начала спускаться с поцелуями всё ниже, я остановил её и, наклонившись, прошептал:
– Госпожа, позвольте сделать вам ребенка. Прошу. Я очень хочу. И думаю, это будет весьма сильная девочка.
– Уверен? – остановившись, она вгляделась в меня. – Это крайне серьёзный шаг.
– Как никогда!
Теперь уже я сам потянулся к ней, целуя. Ладонями же начал гладить и сжимать её грудь.
– Ох... Петя... – она выпрямилась, стоя на коленях надо мной, и я принялся языком поочередно играть с её сосками, изредка их прикусывая.
Встал у меня безо всякой таблетки, сам, и увидев это, боярыня наконец решилась. Глядя на моего боевого товарища, она произнесла:
– Да, Петя, теперь я действительно вижу серьёзность твоих намерений, – и приподнялась, пропуская меня в себя.
Рассказывать о том, что было дальше, смысла нет. Всё было традиционно за тем исключением, что я щедро поделился с боярыней своим генетическим материалом, ну и не изображал из себя хныкающего мальчика в процессе.
Уже после, лёжа в кровати, чуть прикрыв наготу покрывалом, Златолесская задумчиво посмотрела на меня своими пронзительными глазами, погладила ладонью по щеке, сказала:
– Да, мальчиком тебя уже не назовёшь, и в самом деле мужчина. Жаль, не все сумеют так повзрослеть. Вернее, почти никто. Останутся такими, какие есть, до самой смерти.
– Вы про гарем? – поинтересовался я.
– И про гарем, и вообще, – ответила женщина.
– Так сделайте меня в гареме главным, и я, думаю, смогу несколько исправить это положение.
– Хм... – улыбнулась моя собеседница. – Хочешь и тут подвинуть Лифариуса?
– А я разве его уже где-то подвинул?
– Подвинул, – кивнула она. Похлопав по постели, игриво произнесла: – Вот здесь.
Тут пришла уже моя очередь гымкать. Впрочем, этому явному признанию своего первенства в борьбе за тело боярыни я был весьма рад. Моим планам оно не мешало, а лишь способствовало.
– Да, если можно так выразиться, – ответил ей. – Всё равно Лифариус переложил дела на мамок и там почти не появляется. Ни разу даже не подменял никого из парней.
– А ты будешь?
– Я? Буду, – совершенно серьёзно кивнул. – По крайней мере, прикрою в вопросах с госпожой Мирославой, да и не только с ней.
– Интересно… Мирослава, значит? Ну что ж, можно попробовать. Однако менять тебя на него не будем. Просто ты получишь право управлять гаремом наравне с ним. Если, как ты говоришь, он там почти не появляется, проблем возникнуть не должно. А позднее, например, через месяц, мы сравним результаты.
– Спасибо, госпожа!
– Руслана, Петя. С этого дня, когда мы не на людях, можешь называть меня по имени.
– Руслана… – я посмаковал имя, покатал на языке, причмокнул. – М-м-м, вкусно.
– Ох... когда ты такое произносишь, я снова завожусь!..
Сорвав покрывало, боярыня опять оседлала меня, и скачки на родео пошли на второй круг.
Вышел я из покоев сиятельной госпожи лишь под вечер. Обед, а затем и ужин нам принесли прямо сюда. Поговорили, кстати, о многом. Ей было известно и о случае в ресторане с княжной Еникеевой, и о моём полёте с тарзанки в кусты. Причём, как мне показалось, все эти факты её больше возбуждали, нежели настораживали.
Стало окончательно ясно, что у Лифариуса не вышло на меня опалу навести. Златолесская была дамой азартной и любила азарт в других. Я ей тупо подходил по темпераменту.
Но самое главное – это статус завгара, пусть и не единоличного, дающий мне право командовать. И ещё, конечно же, закреплённое за мной собственное жилище.
Кивнув уже ожидающей меня Захаровне, я, улыбнувшись, прошептал ей на ухо:
– Всё отлично!
После чего мы пошли обратно в мои покои.
И только глаза Лифариуса, с которым мы буквально столкнулись за первым же поворотом, всё никак не давали мне в итоге спокойно уснуть. Слишком много в них было невысказанных угроз и молчаливых обещаний.
