– То-то и оно, – подытожила женщина и, приоткрыв дверь, выглянула в коридор. – Вроде никого, – констатировала она, оборачиваясь ко мне. – Ладно, я бежать, авось никто не заметит и всё обойдётся.
– Ага, до скорого, – махнул я рукой, и Марина, ужом проскользнув в проём, унеслась к себе.
Но едва лишь я закрыл дверь, как неожиданно услышал настойчивый стук.
“Забыла что-то, что ли?” – подумал я, но, пожав плечами, со словами:
– Нечего подавать, сами плохо живём! – снова открыл.
Вот только за дверью оказалась не Марина – там стояла Илана, причём в форме и при оружии.
– Ну привет, – произнёс я и тут же заулыбался, вспомнив, что точно такой же фразой встретил и мою полуночную гостью, стоило той утром продрать глаза. Но натолкнувшись на посмурневший взгляд девушки, улыбку убрал и спросил: – Что-то произошло?
– Хороший вопрос, – ответила она. Мазнула взглядом по мне, по комнате за моей спиной, по бутылке, что стояла в коридорчике у стены. – Особенно когда из твоей комнаты выбегает кто-то, кого там быть не должно.
Холодность и отчуждённость её голоса заставили меня вглядеться ей в глаза и попытаться взять за руку. Однако взгляд она отвела, а руку вырвала.
– Эй-эй, подруга, что случилось?
– Я тебе не подруга. Ты фаворит боярыни теперь. Госпожа Мирослава это чётко дала понять.
– Госпожа Мирослава, ну конечно, – пробормотал я. Схватив девушку за поясной ремень, твердо сообщил: – Надо поговорить, – и, резко дёрнув на себя, втянул в комнату, захлопывая дверь.
– Ты что творишь?! – возмутилась было Илана, но я сначала приложил к её губам палец, заставляя притихнуть, а затем поцеловал. – Что ты…
– То, что хочу, – сказал я. Отстранившись, предложил: – Проходи, посидим, поговорим.
– Я на службе.
– Ненадолго, – я ещё раз показал на комнату, и девушка наконец решилась.
– Только учти, об увиденном мне придётся доложить, – предупредила Семёнова.
– Мирославе? – поинтересовался я, и собеседница кивнула:
– Да.
– Не вопрос. Это твоя обязанность, – согласился я, но уточнил: – А что ты, собственно, видела?
– Что из твоей комнаты выходила женщина. Известная мне женщина.
– Ну, это же не преступление, – широко улыбнулся я.
– Как сказать, – не согласилась со мной Илана, вновь бросив взгляд на недопитую бутылку. – Что она, кстати, у тебя делала?
Спрашивала это девушка деланно-нейтральным тоном, но я видел, что ей очень хочется знать ответ на этот вопрос.
Коротко сказал ей:
– Спала.
Замерев на долгий десяток секунд, чтобы переварить сказанное, Илана, сурово сжав губы, произнесла:
– Значит, ещё и график нарушила… Это очень серьезно.
– Да никто ничего не нарушил, – хмыкнул я. – Мы не занимались сексом, просто спала в моей кровати и всё.
– Ты думаешь, – сузила глаза девушка, – я поверю, что она “просто спала” и даже не захотела тебя?
Я развёл руками.
– Можешь мне не верить, но это так. Кстати, если хочешь, следующую ночь тоже можешь со мной поспать.
От такого Семёнова подскочила с постели как ошпаренная и шокировано посмотрела на меня.
– Как ты можешь такое предлагать?! Ведь ты же…
– Знаю-знаю, – кисло протянул я, – фаворит боярыни. И что? Не муж же. Всё так же наложником и остаюсь. Просто чуть привилегированным.
– Вот именно! А если боярыня узнает?
– И что? Где запрещено спать с наложником? Просто спать?
– Но никому нельзя в гарем…
– Мы не в гареме.
– Твою бать, – выругалась Илана, – у тебя что, на любой вопрос есть ответ?
– Ну, не на любой, но есть.
– И всё-таки так нельзя, – убежденно сказала моя собеседница. – Извини, Петя, но я так не могу.
Решительно развернувшись, она направилась к двери.
– Илана, постой, – я догнал её, схватил за руку. – Нет такого закона.
– Здесь, – тихо ответила девушка, посмотрев на меня, – закон – это слово боярыни. Лёгкое неудовольствие с её стороны – и я полечу отсюда с волчьим билетом, без перспектив и без денег.
– Я решу, – попытался ещё раз остановить девушку.
– Решай, но меня не втягивай, прошу тебя.
Резко шагнув к двери, Семёнова распахнула её, собираясь выйти, но внезапно замерла, тихо ойкнув.
– Чего? – поинтересовался я, выглядывая у неё из-за спины, но тут же ойкнул вслед за ней. Потому что прямо за порогом в коридоре стояла Мирослава.
– Вот видите, госпожа, – прошипел ненавистный голос Лифариуса, предусмотрительно не высовывающегося из-за спины главбезопасницы, – всё как я говорил. Ночью он провёл к себе женщину и к тому же пил. Вот доказательство стоит. Вернее, оба доказательства – и женщина, и бутылка.
– Я… я… я… не… – заикаясь, начала бледнеющая на глазах Илана, но Мирослава лишь рыкнула грубо:
– Разберёмся, – и, втолкнув девушку обратно в комнату, зашла сама, захлопнув за собой дверь. К моему вящему удовольствию, чуть не прищемив нос сунувшемуся было за ней фавориту номер раз.
Дела, однако.
Под режущим словно нож взглядом госпожи Гиржовской я чувствовал себя слегка неуверенно, потому как видел, что та злится... Нет, не так, этот эпитет в силу своей мягкости тут не подходил. Вернее было сказать, что безопасница находится в крайней степени ярости. Просто умеет это очень хорошо скрывать за бронёй воли и ледяного тона, каким и начала задавать вопросы.
– Сержана! – приморозила она к месту бедную охранницу своим негромким, но пробирающим до костей голосом. – Немедленно объясните, что вы делаете здесь в компании этого мужчины!
– Мирослава… – попытался вклиниться я, но совершенно неожиданно улетел на кровать от резкого толчка в грудь.
– С тобой позже разберусь, – женщина снова посмотрела на вздрогнувшую девушку. – Сержана, я жду!
– Госпожа полковница, докладываю, – вытянувшись в струнку, прижав руки к телу и остекленевшим взглядом смотря перед собой, затараторила Семёнова. – Осуществляя плановый обход, в шесть тридцать утра обнаружила выходящую из этой комнаты женщину. Зайдя с проверкой, столкнулась с наложником гарема Петром. Пробыла здесь около пяти минут, после чего при выходе встретилась с вами.
Потерев чуть занывшую от удара грудь, я поднялся с желанием высказать Мирославе всё то, что думаю, но внезапно понял, что не могу. Не могу сказать ни слова, глядя на то, как она допрашивает Семёнову, просто потому, что элементарно боюсь от неё ещё более жесткой реакции.
Неожиданно, да. В какой-то мере шоково. Но зато внятно и доходчиво возвращает тебя на твоё место, с которого ты воспарил, окрылённый успехами. И вновь показывает, что ты здесь никто и звать тебя никак.
