– Да.
– Это Никифоров.
– Что у тебя?
– Я вернулся.
– Уже?
– Да. Стоматолог ждал меня, взял письмо, ушел, вскоре вернулся, передал мне конверт с ответом, и я поехал обратно. ГАИ нигде не останавливала, добрался без проблем. Звоню тебе с телефона-автомата.
Ревко спросил:
– Ты от парка далеко?
– На Московской улице.
– Письмо, что передал стоматолог, с собой?
– В кармане.
– Хорошо. Отправляйся домой. Я зайду к тебе.
– У меня не прибрано. Сам понимаешь, один живу.
– Плевать! Когда будешь на хате?
– Да через полчаса и буду.
– Хорошо. В три часа зайду.
– Давай.
Ревко взял с собой сигареты и вышел из кабинета.
Навстречу ему попалась Макарова.
– Вы уходите, Ефим Макарович?
– Я на час отлучусь, надо посмотреть, как в ресторане дела.
– Там будет нормально. Если что, муж все уладит.
– Не стоит беспокоить государственного служащего такой мелочью.
– Государственного служащего? – Маргарита отчего-то вздохнула, но тут же проговорила: – Ну да, конечно, он же партийный и общественный деятель.
Фраза, сказанная Маргаритой, не понравилась Ревко. Эта женщина что-то знала либо догадывалась о делах мужа, не подавала виду, но иногда прокалывалась в мелочах. Нет, Рита никогда не согласилась бы не переезд за границу. Это имело бы чрезвычайно негативные последствия, если бы не своевременные меры.
– Если что, Маргарита Аркадьевна, справитесь здесь без меня?
– Идите, Ефим Макарович. Что тут может произойти?
Он вышел из ДК, прошел на Парковую улицу. У дома номер 14 уже стояла «Победа». Значит, Никифоров у себя. Ревко посмотрел на часы. 15.03. Пунктуален, старый хрыч.
Хотя какой же он старый? Наверняка еще девиц за городом на трассе снимает и привозит домой.
Ревко прошел в первый подъезд, поднялся на второй этаж, позвонил.
Из глубины квартиры раздалось:
– Кто?
– Свои!
Дверь открылась.
– Проходи. Чайку попьешь со мной?
– Не до этого. Давай послание Соболева.
– Сейчас. – Никифоров открыл шкаф, достал конверт. – Держи.
– На словах стоматолог что-нибудь передал?
– Да. Он так сказал: «Пусть сделает все как надо и поторопится».
– Понятно. Это все?
– Ты не хочешь доплатить мне?
– За что?
– За то, что скоро потребуется ремонт из-за того, что ты заставляешь меня накручивать не менее шестисот-семисот верст в неделю. А «Победа»…
– Ладно, – прервал его Ревко, достал две купюры достоинством двадцать пять рублей, бросил их на тумбочку. – Держи. Отдыхай, но учти, ты можешь понадобиться мне в любую минуту.
– Платить достойно будешь, так отчего не поработать? – Никифоров с холодком посмотрел на агента ЦРУ. – Маловато даешь.
Ревко возмутился:
– Совесть поимей, Иван Сергеевич? Ты какую пенсию получаешь?
– Сто рублей.
– А я тебе сколько плачу?
– Так государство дает ежемесячно и не заставляет отрабатывать.
– А то ты не отработал эти сто рублей.
– Не забывай, что я и квартиру бесплатно получил. Ладно, я пошутил. Пятьдесят рублей, это нормально. Я сейчас пообедаю и на отдых. Если что, звони, но дай хоть часа три поспать.
– Спи.
Ревко с письмом вернулся во Дворец культуры. Там ничего не произошло.
К нему зашла Маргарита.
«Что-то зачастила она в последнее время, раньше реже приходила. И дел-то особых не прибавилось», – подумал агент американской разведки.
– Как дела с рестораном, Ефим Макарович? – спросила женщина.
– Все хорошо, Маргарита, помощь вашего мужа не потребуется.
– Отлично. Кофе сделать?
– Да, можно чашечку.
– Я принесу. – Она вышла.
«Вот привязалась, – подумал Ревко. – Но ничего, осталось недолго, вечер и ночь. Надо вести себя так же, как и всегда. Это только кажется, что сотрудники ДК ничего не видят и не слышат. Расспроси хорошенько, поведают такое, что я сам уже забыл. Хорошо, если они не приписывают мне связь с Макаровой».
Она принесла две чашки и спросила:
– А в каком платье или костюме будет на торжестве Катя?
Вот о чем не думал Ревко, так об этом, но не растерялся и ответил:
– Не знаю, Рита. Я в ее дела не лезу. Вы позвоните ей сами.
– Да неудобно как-то.
– А что, есть какая-нибудь разница, в чем будет моя жена?
– Вы мыслите как мужчина. Так и должно быть. Если у вас и у других окажется одинаковый костюм, то это будет нормально, женщины же стараются быть оригинальными.
– Понял. Честное слово, не знаю, что за одежду приготовила Катя и вообще купит ли что или намеревается использовать то, что есть. Скорее последнее. Но вы не беспокойтесь, в любом случае ваш наряд будет лучше ее.
– Вот этого мне и не хотелось бы. Ну ладно. Я уйду сегодня пораньше?
– Конечно, могли бы и не спрашивать.
– Как же без этого? Вы мой начальник.
– Я разрешаю вам уходить и приходить в любое время.
– Спасибо. – Она забрала поднос и буквально выпорхнула из кабинета.
«Еще разрешение спрашивает, – подумал Ревко. – Кто же жене секретаря обкома посмеет отказать? Не хочется ей наряда лучше, чем у Кати. В это поверит только тот, кто не знает женщин. И вообще, что за думы? Не будет никакого торжества. Да, я заказал банкетный зал. Без этого нельзя, все должно пройти естественно, только самого праздника не будет. Потому как наступит смерть. Кто же гуляет в траур?»
Он достал конверт, взглянул на него, решил, что здесь работать с посланием Гербера несподручно, и положил обратно в карман.
Вернувшись домой, Ревко вскрыл конверт, расшифровал сообщение, прочитал его и пришел в недоумение. К чему приезд двух офицеров из специальной диверсионной группы? Они-то зачем? Все сделал бы Губаров.
Он достал сигарету, сломал ее, взял вторую, откинулся на спинку кресла, смял в кулаке спичечный коробок.
– Черт, надо успокоиться.
В кабинет заглянула жена:
– Что случилось, Клаус?
– С чего ты взяла, что что-то могло случиться?
