Абитян вновь вздохнул:
– Жаль, что так. Чего ты ей ребенка пораньше не заделал? Тогда родила бы в сентябре. Тебя раньше всех отпустили бы.
– Или посадили бы. Ей тогда только исполнилось восемнадцать лет.
– Понятно. Короче, вы оба залетели.
Грибов затушил сигарету, каблуком сапога вмял окурок в песок и спросил:
– А у тебя в Ереване осталась девушка?
Абитян довольно усмехнулся:
– И не одна. Лейла, Нубар, Мариам, еще пара девчонок из класса.
– Куда тебе столько?
– А ты заметил, сколько писем мне приходит? Считай, каждый день, то одна пишет, то другая. Я на политзанятиях им ответы строчу как под копирку. Ты, мол, у меня одна-единственная, вернусь – погуляем.
– Но есть кто-то, к кому у тебя хоть симпатия имеется?
– Знаешь, Гриб, они все мне симпатичны. Получше других будет, пожалуй, Лейла. Вот приеду домой и разберусь. Вообще-то у нас в селах строго девчонок держат. Могу сказать, что каждая из них ждет меня.
– А ты бросишь, как приедешь?
– Посмотрим, может, женюсь, а то и нет. Рано решать, когда еще полгода службу тащить.
Ефрейтор вдруг насторожился, посмотрел в сторону ограждения.
– Ты чего, Юрик? – спросил Абитян.
– А ты ничего не слышал?
– Нет.
– Наверное, показалось, может, зверушка какая.
– Да говори ты толком.
– Вроде как кусты за проволокой шевельнулось.
– Это у тебя в штанах шевельнулось, когда ты про девушек моих услышал.
– Да иди ты!..
– И то верно, пойдем на свет, что-то мрачно тут.
Часовые вышли прямо к границе сектора. Здесь территория кое-как освещалась одним прожектором.
Когда Обухов неосторожно поменял положение и задел рукой ветви, Корнин показал ему кулак.
Обухов тихо прошептал:
– Я чего, виноват? Не видно ни хрена.
– Привыкай.
– Некогда привыкать, Сиплый. Гляди, пацаны к светлому месту пошли. Теперь можно подползти к проволоке.
Корнин кивнул:
– Давай, время уже подыхать этим парням.
Бандиты подползли к ограждению, и Корнин сказал подельнику:
– Обух, режь нижние ряды проволоки.
– А она не под током?
– Голова у тебя под током. Ты разве не видишь, что изоляторов на столбах нет? Когда по проволоке пущен ток, их обязательно ставят.
– Ну да.
Обухов приготовил кусачки, щелкнул ими несколько раз. В первой полосе проволочного заграждения образовалась дыра. Обухов пролез в нее, перекусил колючку второго ряда и обернулся.
Корнин кивнул и указал рукой на пост.
Обухов прополз к возвышенности.
Вскоре рядом с ним оказался Корнин.
– Чего делать, Сиплый? – спросил Обухов.
– Пойдем к емкостям. Крышки цистерн наверху. Оттуда и нападем на часовых. Они врубиться не успеют, как окажутся под ножами.
– Кусачки бросать?
– Оставь тут, но потом не забудь забрать. С ними как ты будешь орудовать ножом?
– Понял.
– Пойдем.
Бандиты поднялись на возвышенность, от крышек закрытых баков проползли к часовым, замерли метрах в десяти от них.
Корнин глянул вперед и прошептал:
– Значит, так. Гляди, Обух, твой русский, который ближе, мой кавказец. Чтобы выстрелить, им надо снять автоматы с предохранителя, опустить планку переводчика огня вниз, передернуть затвор. За это время мы их кончить должны.
– Долго ли нам?
– Готов?
Обухов отполз в сторону кустов, извлек из голенища нож.
– Готов!
– Три, два, один. Пошли!
Бандиты ринулись вперед.
Это стало полной неожиданностью для часовых. Два неизвестных налетели, как коршуны. Ни Грибов, ни Абитян не успели среагировать на нападение. Удары ножами в горло свалили их. Оба захрипели и, обливаясь кровью, повалились друг на друга.
Обухов вытер нож о китель ефрейтора и сказал:
– Вот и закончилась ваша служба, пацаны.
Он с Сиплым хорошо слышали разговор парней.
Корнин усмехнулся:
– И дембеля теперь ждать не надо.
Обухов ногой толкнул одного из солдат.
– Этот женатый был. Осталась его Лидка вдовой.
– А ей, может, и на руку. Ладно, идем к воротам, там укроемся. Скоро Монгол и Грива начнут разборку со сменой. Надо быть в готовности прийти им на помощь. Солдат будет трое. Таких же неопытных щенков.
Обух и Сиплый прошли вдоль бокса, присели у проволочных ворот, оценили запор. Достаточно было сдвинуть его в сторону, и ворота распахнутся. Другое дело с обратной стороны поста: там два замка и штыри, запирающие створки. Через те ворота на пост заходила техника.
В 22.50 из караульного помещения вышла очередная смена. Помощник начальника караула старший сержант Тесляк завел ее за здание, к месту, оборудованному для заряжания и разряжания оружия.
Наряд выстроился в шеренгу, и старший сержант подал команду:
– Разводящие, заряжай!
После командовали разводящие:
– Смена, справа по одному заряжай.
Караульный делал шаг вперед, клал автомат на держатель стволом в пулеулавливатель.
– Заряжай!
Караульные крепили штык-ножи, снимали оружие с предохранителя, отводили затворную раму. Разводящие смотрели, нет ли в патроннике патрона.
– Осмотрено.
После этого караульные отпускали затворную раму, проводили контрольный спуск, ставили автомат на предохранитель, вытаскивали магазин из подсумка, присоединяли к стволу и докладывали:
– Оружие заряжено, поставлено на предохранитель.
Они брали автоматы на ремни, вставали в шеренгу.
После того как все зарядили оружие, помощник начальника караула отдал команду:
– Разводящим развести караульных по постам!
Разводящий сержант Гусев, который должен был провести смену на пятом сдвоенном посту, приказал караульным:
– За мной в колонну по одному шагом марш!
Рядовые Беленко и Ганин двинулись за разводящим. Они прошли мимо караулки, плаца, спортивного городка, столовой, через выездные ворота, охраняемые нарядом по парку боевых машин, покинули территорию войсковой части, обошли баню и начали подъем на возвышенность. Скоро пошел лес. Наряд шел по хорошо утоптанной тропе, которую не развозило даже в дождливые осенние дни. Сколько бы раз ни выходили солдаты на этот пост, они всегда шли осторожно, внимательно осматривали массив, особенно опушки. Успокаивало парней то, что их было трое, все с грозными АКМ. Да и нападений на посты за исключением отдельных, редких случаев не было.
