Метро мне сегодня не нужно. За мной теперь закреплена служебная машина «М-1». Она была редкого белого цвета и бросалась в глаза, что не шибко хорошо для оперативной службы. Да и вообще непонятно, как она, такая красивая, оказалась в нашем гараже, где живут сплошь «черные воронки». Но для нынешнего случая подходила как нельзя лучше.
Я договорился с комендантом о пропуске на летное поле – так уж повелось, что нам не отказывают. И теперь нервничал, напряженно всматриваясь в небо и ожидая появления там черной точки.
Слава богу, погода солнечная, ясная и безветренная – как раз для полета. Правда, холод собачий – минус двадцать. А в машине нет обогрева. Но это детали.
Дюралевый серебристый моноплан «Р-5» опоздал на полчаса. Приземлился он удачно и даже красиво. Подрулил со страшным ревом своего единственного мотора к стоянке.
Открылась дверца. Второй пилот в форме «Аэрофлота» спустил лесенку и сбежал по ней на бетон. За ним неуклюже, в шубах и пальто, начали выгружаться персоны начальственного вида. Они подозрительно косились в мою сторону – мол, что это за фрукт на машине прикатил прям на летное поле. И, прихватив чемоданы, тащились в сторону здания аэровокзала.
Нервное напряжение у меня было нешуточное – это похлеще, чем в засаде ждать. Бодрило и пугало предчувствие важного и судьбоносного жизненного поворота. Даже дыхание сперло. А Антонины все не было.
Наконец появился командир воздушного корабля. В руке он держал объемистый потертый кожаный чемодан. Поставил его на землю. Обернулся. Подал руку даме. И та королевой сошла по лесенке на бетон.
Эх, какая же она родная, изящная и красивая в приталенном пальто с меховым воротником и пушистой лисьей шапке.
– Спасибо, я сама донесу, – с холодной улыбкой сказала она летчику, потянувшись за чемоданом.
– Не стоит. Я донесу, – сказал я, приближаясь.
Тут она обратила на меня внимание. Подняла глаза. А потом бросилась ко мне, вцепившись, как в спасательный круг.
– Ремизов! Ты, змей такой! Это ты!
– Я, Тонечка. Я, родная!
– Никогда не прощу тебе, что столько ждала!
Постояли немного, не в силах оторваться друг от друга. И даже не зная, что произносят в таких случаях. Буря чувств часто не втискивается в узкие границы слов, и это был как раз такой случай.
Подкатил грузовичок, из самолета стали выгружать почту в опечатанных холщовых мешках.
А мы уселись на заднее сиденье машины, и я приказал водителю:
– Костя, давай домой.
– Есть! – водитель с интересом кинул взгляд на Антонину в зеркало заднего вида.
Она улыбнулась и прижалась ко мне.
Машина вырулила на Ленинградский проспект, развернулась около Путевого дворца и влилась в не слишком плотный поток движения. Обогнала похожий на дом на колесах двухэтажный троллейбус – их запустили курсировать по Москве в конце прошлого года.
– Прямо американская мелодрама – романтический герой встречает Золушку на белом лимузине, – засмеялась Антонина.
– Где ты видела американские мелодрамы?
– Да где их увидишь? Больше наслышана.
Вот и дом. Я велел водителю ждать.
На пороге квартиры Антонина восторженно произнесла:
– Отдельная!
– К счастью, да, – кивнул я, зная, что отдельная холостяцкая квартира – роскошь даже для ответственных сотрудников НКВД.
Она провела уважительно пальцем на тумбочке в прихожей массивному черному эбонитовому телефонному аппарату. Критически осмотрела дощатую расшатанную мебель с алюминиевыми бирками инвентарных номеров «ХОЗУ НКВД». Остановила взор на двухпудовой гире в углу.
– Теперь это твой дом, Тоня, – сказал я.
– Где же ты был? – с укором произнесла она. – Думала, выйдешь – и сразу ко мне… А тут неделя. Месяц… Я же знала, что тебя отпустили. Думала, уже не вспомнишь обо мне… Почему ты только спохватился?
– Боялся.
– Меня?
– За тебя. Знаешь же, что моя жизнь сплошной шторм. Со мной легко уйти на дно.
– А что у тебя есть любящая женщина, которую не пугает опасность уйти с тобой на дно, ты не думал? И что мне больно, ты не думал?!
– Думал. Ты не представляешь, сколько я о тебе думал.
– И что надумал?
– Что я должен прожить свою жизнь по полной. А без тебя это невозможно.
Я обнял ее. Затем отстранил от себя.
– Ладно. Лирику размазывать и разговоры вести будем потом, – я положил на стол связку ключей. – Разберешься, что к чему. А мне на службу.
– Когда будешь? – разочарованно спросила Антонина.
– Когда одну сволочь захомутаю…
Я энергично сбежал по лестнице вниз. Как не вовремя подоспела реализация агентурной информации. Не хотел расстраивать Антонину, но сегодня она меня точно не увидит.
Если все пройдет нормально, то предстоящая ночь – это допросы и рапорта…
Глава 9
Это все агентурное дело «Корона» – по той самой монархической организации. В рамках этой разработки мы вышли на Ревизора и позорно провалились.
Если мы провалимся и сейчас, у руководства будет полное право задать вопрос – а на черта мы тебя, Ремизов, такого бестолкового, из камеры вытащили и на должность возвели?
Фигурантом у нас был работник крупной французской машиностроительной фирмы, с которой у СССР настолько тесные деловые отношения, что та имеет представительство в Москве. Итак, наш объект – Мишель Моро (он же Миша Моравский), русский по происхождению, из семьи послереволюционных эмигрантов. Он вошел в контакт с функционером разрабатываемой нами монархической организации «Святая Держава». Оперативная комбинация была сложная. Но в итоге наш агент должен был передать ему документы стратегического характера, за что получить полновесную сумму в рублях и фунтах стерлингов – самой надежной мировой валюте.
Поскольку дипломатического иммунитета у эмигранта не было, номер являлся для него смертельным. При провале его ждал советский суд, хоть и справедливый, но к шпионам строгий.
К реализации оперативной информации мы привлекли французское отделение Второго отдела, отвечавшего за контрразведку. Коллеги были счастливы от такого оборота и полны ожиданий.
Опять вечная нервотрепка при проведении операции – получится или не получится.
Передача должна была состояться в сквере около Большого театра на площади Свердлова. Я ждал в служебном черном, с красной полосой, автобусе в двух кварталах от места встречи, положившись на наружку и наших сотрудников. Ожидать в неведении гораздо тяжелее, чем самому бросаться в атаку. Но я был уверен, что ребята отработают на совесть и без меня. Побуду немножко Наполеоном, посылающим в бой полки…
