С учетом того, сколько боевиков нагнали в город, дел они наворотить могли немало. И пока что подавляющего перевеса в живой силе у нас не было. Так что вспыхивали отчаянные перестрелки.
А в клубе шла сплошная стрельба. Основная баталия разворачивалась именно там. Туда ринулись наиболее квалифицированные бойцы противника.
– Где вас черти носят?! – орал в рацию подполковник.
– Выдвигаемся по плану, – отвечали нам. – Идем на максимуме. Будем через двадцать минут.
– Быстрее! Тут люди гибнут!
К Красноархангельску подходила войсковая группа блокирования, ранее размещенная под видом обычной войсковой части на мотострелковом полигоне невдалеке от города. Ждали мы и других союзников.
Жахнул глухой взрыв на севере города.
– Черт, что это?! – воскликнул Воронов.
– Там казарма стрелковой роты! – проинформировал подполковник.
Именно в казармах был размещен наш резерв. Уже потом мы узнаем, что задолго до начала операции рядом со зданием проводились дорожные работы, и в ходе них враги умудрились заложить фугас. Который и рванул, когда располагавшиеся там бойцы начали выдвигаться в город.
– Вот же растудыть их пердимоноколь! – витиевато выдал я.
Понятно было сразу, что пойдет все не так, как задумано. Это закон любой большой операции. Бой разворачивался для нас не слишком благоприятно. Страшно было представить, какие потери у нас и сколько мирного населения положили.
Выстрелы в клубе почти стихли. Ну, хоть там всех подавили. Уже хорошо.
– По-моему, там помощь не требуется, – сказал подполковник, вытирая пот со лба.
И тут жахнуло второй раз. Да так, что земля затряслась.
Окна клуба, что еще были целы, вылетели. И над зданием поднялся пыльный дым.
Связист подскочил к окну. Уставился ошарашенно. И, будто сам не веря в свои слова, выдавил:
– Но… Но там же товарищ Сталин…
Глава 12
Этот взрыв в клубе ознаменовал перелом операции.
Город оцепляли войска НКВД и армии – плотно, так, чтобы муха не пролетела. Пылили военные грузовики и бронемашины. Даже несколько танков военные подогнали от широты души. Силу мы собрали приличную. Как против японцев на Халхин-Голе.
А потом наши стали методично и планомерно зачищать каждую улицу, каждый дом.
То и дело слышались выстрелы – это очередные герои решили сложить свою голову в борьбе с проклятыми большевиками. С такими не церемонились. Винтовочный выстрел или граната – и все. Пошли дальше.
Число боевиков превзошло наши ожидания. Только наповал их уложили больше сотни человек. А пленных еще больше. Сильно помогли наши агенты, которые призывали своих соратников сдаваться. Вообще, агентура отработала успешно. И из восьми агентов мы потеряли только одного.
Часть боевиков успела вырваться из города. Были организованы мероприятия преследования. Большинство беглецов ликвидированы или задержаны.
Наш связист работал с рацией, но время от времени все норовил впасть в ступор и шептал что-то «Товарищ Сталин. Как же это».
– Не раскисай, боец, – прикрикнул я.
– Но как же…
– Работай, а не размазывай нюни. Вон, сколько врагов еще недобитых.
– Есть работать!
Спустились мы с наблюдательного пункта, когда операция уже была завершена и шла сплошная проверка населения города и его гостей. При любом подозрении – в фильтрационный пункт. И отработка по полной программе.
Заодно приходилось разбирать завалы в клубе. Там рвануло прилично, разнесло трибуну и ряды. Мы думали, все будет усеяно трупами. Но их на удивление оказалось не так много.
В городе царила так хорошо знакомая мне удушливая атмосфера войны. Запах пороха. Пыль и дым столбом. Какой-то специфический вкус на губах. Отчаянные стоны и крики боли. Суетливое мельтешение людей с оружием, носилками. Редкие одиночные выстрелы. И печать вечного ужаса смерти, страданий и неотвратимости военной судьбы.
Я ходил между рядами тел, разложенных на площади перед клубом. Многих узнавал. Это были боевики «Святой Державы» или те, кто прошел подготовку в нашем ОСОАВИАХИМе. Подготовили на свою голову, научили стрелять!
Тела наших бойцов и мирного населения разложены в сторонке. Нечего им лежать рядом с вражьими собаками.
Увидел я среди убитых нескольких инструкторов, которые обучали боевиков на базе ОСОАВИАХИМа. Те, говорят, отбивались умело и яростно, легли почти все. Только один сдался со словами: «Ну, я же так и знал, что нас продадут!»
И заработал себе возможность прожить еще немного. А может, и подольше, если окажется полезен.
– А вот и ты, – сказал я, присаживаясь на колено рядом с очередным бездыханным телом. – Недобрый для тебя день, Нормировщик.
Ничего хорошего. Я надеялся взять его в плен. Он много чего мог бы нам поведать. И это был шанс на продолжение игры.
Нормировщика убили в спину. Тут или неудачная попытка бежать. Или свои решили посчитаться. Неважно. Главное, теперь он уже не возможность и резерв, а отыгранная карта.
Больше всего меня интересовало, где инициатор всего этого безобразия. Среди павших и задержанных Ревизора я никак разглядеть не мог.
Зато обрадовало то, что среди убитых не было нашего самого ценного секретного сотрудника Атлета. Он шел в боевых порядках, руководил целым крылом, подведя его под стволы военных. И, похоже, лишь бы не сглазить, остался жив…
Атлета я отыскал в помещении школы, где содержали задержанных. Его вывели на допрос в маленький кабинет директора.
– Выжил, Данила, – улыбнулся я широко. – Красавец!
– Сам радуюсь, – хмыкнул он.
– Где Ревизор?
– Без малейшего понятия. Я его вообще сегодня не видел.
– Интересно, – протянул я. – Ладно. Роль играешь дальше. Игра не закончена. Понял?
– Я и не рассчитывал соскочить…
После этого я отправился в городской отдел НКВД, где действовал штаб. Вскоре туда привели того единственного выжившего инструктора.
Он был язвителен, циничен, и этими напускными чувствами прикрывал готовность продавать всех и вся, выторговывая себе жизнь.
– Кто руководил операцией? – спросил я.
– Еврей один.
– Кто?
Инструктор тщательно описал Нормировщика, а потом с довольной ухмылкой произнес:
– Я видел, как он пытался бежать. Его Захар отблагодарил за все пулей.
– Вы на что рассчитывали, устраивая мясорубку?
– Уж точно не погибнуть, – процедил инструктор. – Были задумки, как выбраться живыми. Не всем, не пушечному мясу, конечно. А настоящим бойцам. Вообще, это была часть большого плана, при котором мы выходили в дамки.
