Прошел в подъезд, позвонил в квартиру № 2.
Открыл брат Инги, Макс.
– О, Марк, привет.
– Привет, Макс. Ты что, дома один?
– Инга еще утром сказала, что задержится, у них там сложная операция какая-то, но уже должна скоро подойти. Да ты проходи. Выпьем водки или пива, вчера уговорил сестру купить спиртного, а то в одиночестве можно и с ума сойти.
– Выпить, говоришь? – улыбнулся Рейтель. – А давай выпьем, Макс.
– Что-то настроение у тебя не такое, как всегда.
– Заметно?
– Не особо, но Инга точно определит, что у тебя что-то случилось.
Рейтель вздохнул:
– Да есть вопросы, Макс. А когда их не было?
– Служба у тебя – не дай бог. По лезвию ножа ходишь.
– Привык.
– Разве можно к этому привыкнуть?
– Можно, да и лезвие это тупое, обрезаться можно, если только по собственной глупости. Стараюсь не совершать необдуманных поступков.
– Проходи на кухню.
Рейтель, как был в сапогах, только вытерев их о коврик, прошел следом за коляской на кухню.
Янтуш достал из кухонного шкафа четверть буханки черного хлеба, банку консервов, бутылку водки, вернее, немецкого шнапса, стаканы.
– Это, конечно, не русская водка… – Он прочитал на этикетке: – «Киршвассер» или просто «Кирш», но все равно больше сорока градусов.
Янтуш, ловко орудуя ножом, вскрыл банку консервов, выложил содержимое на тарелку, порезал хлеб, срезал пробку с бутылки. Разлил «Кирш» по стаканам.
– Ну, давай, Марк, за то, чтобы все твои заботы скорее ушли в прошлое.
– Спасибо. И за твое здоровье!
– Здоровье? Где бы его еще взять. Ладно, давай.
Они выпили, закусили, взялись за сигареты. Только прикурили, как в замочной скважине звякнул ключ.
– А вот и сестра, – проговорил Янтуш.
Женщина из прихожей увидела Рейтеля.
– Вот оно что! Пьете. Ну ладно, Макс, ему из дома не выходить, но ты, герр оберштурмбаннфюрер? Ведь тебя в любую минуту могут вызвать в штаб или в центр.
– Обойдется. Я тоже имею право на отдых и на личную жизнь. И потом, здесь не передовая, и даже не прифронтовая зона.
– А пить обязательно?
– Пить нет, а вот здороваться – да.
– Здравствуйте, герр офицер.
– Прекрати, Инга, – сказал брат, – что, Марку и расслабиться нельзя?
– По какому поводу пьянка?
– Да какая пьянка? Я же говорю, Марк расслабляется, я разгоняю тоску.
Рейтель спросил:
– Ты ужинала?
– Да, в госпитале. Я там принесла немного консервов, сегодня всему медперсоналу давали в качестве дополнительного пайка, чтобы не оплачивать переработку.
– Вам еще и переработку покрывают? – улыбнулся Рейтель.
– Но мы же, как ты говорил, не на передовой и даже не в прифронтовой зоне.
Макс рассмеялся:
– Да, Инга, тебе палец в рот не клади.
– А я и не позволю. Никому.
Она присела на табурет, внимательно посмотрела на Рейтеля:
– Что случилось, Марк?
Он изобразил удивление:
– А разве что-то обязательно должно случиться?
– Иначе ты не стал бы пить. Уж я-то тебя знаю. Давай рассказывай.
Рейтель вздохнул:
– Да чего рассказывать? Дом для наших не могу найти. И вроде полно домов, а снять по полученной инструкции не получается. Всю голову уже сломал, ничего не выходит.
Янтуш заинтересованно посмотрел на гостя:
– О каком доме идет речь?
– Нужен такой дом, чтобы он был арендован легально, чтобы им не заинтересовалось гестапо. Вернее, не заинтересовалось теми людьми, которые будут проживать в нем.
Макс взглянул на сестру:
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Зачем? Если уж Марк не может ничего сделать…
– Марк не может потому, что он на виду и на высокой должности у гитлеровцев.
– О чем ты? – внимательно посмотрел на брата Рейтель.
– О том, что есть такой дом. Правда, на окраине, практически на выезде из города.
– Что за дом? – спросила удивленная Инга.
– Ты помнишь Дависа Кристуса?
– Дависа? Твоего товарища? Конечно, помню. Но он, по-моему, в Германии.
– Это по-твоему. На самом деле Кристус получил приглашение на работу в Бельгию еще в 1938 году. Родители его умерли, жениться не получилось – невеста укатила с каким-то немецким майором в Пруссию. Остался дом на улице Аспарос № 16. Это самая окраина. Можно сказать, крайний дом, у дороги в сторону Эстонии. Но Давис в 41-м приезжал, я тогда еще нормальный был. Встретились, выпили пива, он рассказал, как живется в Бельгии, под немцами. Не жаловался, нашел себе женщину, планировал жениться. Тогда же получил разрешение оккупационных властей на продажу дома. Но не смог, попросил меня сдать его в аренду, если покупатель не найдется. Доверенность есть, все как положено. Я ходил на Аспарос: дом приличный, вместительный, забор крепкий, большой двор, это же не центр. А потом… ходить уже не мог. Документы и ключи у меня в комнате.
Рейтель обрадовался:
– Что же ты раньше молчал! Значит, есть хата?
– Есть. И я от имени Кристуса могу сдать этот дом любому. Правда, это потребует формальностей в администрации. Но инвалида, думаю, гонять по инстанциям не будут.
Рейтель ненадолго задумался:
– А зачем афишировать дом? Главное, он на окраине, оформлен как положено, вопросов ни у кого не вызовет. Вот только соседи?
Янтуш помрачнел, взглянул на сестру:
– А рыжую Марину Сейко ты помнишь?
– Смутно.
– Семья Сейко соседствовала с Кристусами. А Маринка мне даже нравилась, такая шустрая девчонка.
– И что? – спросил Рейтель.
– А то, что отец ее Дмитрий Георгиевич коммунистом был. Жена тетя Мила умерла еще в 35-м. Как немцы пришли, дядю Диму арестовали и расстреляли. А Марину отправили на работы в Германию, искупать вину отца.
– Жалко, – вздохнула Инга.
– Не то слово. Но по соседству с домом Кристуса никто не живет, по крайней мере не жили до 41-го года.
Рейтель проговорил:
– На окраинах много пустых домов, немцы там не селятся. А кроме Сейко, кто еще были соседями?
– По другую сторону жили евреи. Домов пять. Их до Сейко уничтожили, дома спалили. Тебе, Марк, туда поехать самому надо, все посмотреть.
